– И многие из тех, кто с радостью распространяет молву и призывает к изгнанию римлян, ожидают – или, во всяком случае, надеются, – что мы поднимемся и поддержим их клич. Я не верю этим слухам, – бесстрастно сказала Лианнон. – А если это все же произойдет, что ж, скучать по римлянам мы не станем. Разве не об этом мы молимся с тех самых пор, когда Карантака, закованного в цепи, провели по улицам Рима?

– А представляешь ли ты, какой будет хаос? – спросил Арданос. – Ведь те, кто сегодня кричит: «Долой римлян»… – Ему очень понравилось пришедшее на ум образное выражение…

– …ни в коей мере не отдают себе отчета в том, что произойдет, если их желание осуществится, – закончила за друида Лианнон.

«Как хорошо она изучила меня, – думал Арданос. – Вот и сейчас мы читаем мысли друг друга». Но ему не хотелось договаривать до конца эту мысль.

– Такие люди существуют в Британии с тех самых пор, когда Цезарь ступил на остров в поисках славы, которая была нужна ему, чтобы править Римом! И сейчас они считают, что мы, обитатели Священной рощи, должны поддержать их, – продолжал Арданос. – И если мы будем молчать, нас не поймут. В данный момент я обеспокоен тем, что праздник костров обернется бунтом.

– Нет, думаю, Белтейн пройдет спокойно, – возразила Лианнон. – Люди приходят поиграть, повеселиться вокруг костров, да и вообще поразвлечься. Вот если бы это был Самейн[3]…

– Недавно наших людей опять угнали на работы, и ситуация из‑за этого резко обострилась, – сообщил Арданос. – У Бендейджида забрали тридцать человек, всех рабов, которым дали вольную, когда сам он был объявлен вне закона, и одного из самых преданных ему людей. Вне закона! – Друид невесело рассмеялся. – Он даже не понимает, как ему повезло; его просто выслали за двадцать миль от Девы! А он ведь еще точно не знает, сколько его людей угнали. Вот когда все выяснится… Что ж, мне не впервой слышать от него оскорбления – «предатель» или и того хуже; но его брань меня не волнует.

– У нас есть разрешение на проведение праздника костров – я лично ездил к Мацеллию Северу и просил у него позволения устроить мирный праздник в честь Цереры, как мы это делали последние семь‑восемь лет. Он доверяет мне, и только поэтому римляне решили не направлять к нам легионеров, на тот случай, если народ выйдет из повиновения и, скажем так, пожелает вместо Цереры почтить Марса.

Лианнон тяжело вздохнула. Арданос понял, что она вспомнила те кровавые дни, когда Боудикка приносила в жертву Великой Богине мужчин, вымаливая победу над врагом. В те дни они были еще очень молоды и верили, что былую славу можно легко вернуть, если просто взять в руки острый меч и бесстрашно ринуться в бой.

– Если начнутся волнения, – снова заговорил Арданос, – или хотя бы прозвучат призывы к борьбе против Рима, ты не хуже меня понимаешь, что придут легионеры и потопят всех нас в крови. Но откуда мне было знать, что римляне забрали у нас тридцать здоровых мужчин, которые должны теперь гнить на этих зловонных мендипских рудниках?

Но он должен был это знать; он даже обязан был предвидеть замыслы римлян. А теперь ему следует быть готовым к любым проявлениям недовольства.

– Сейчас уже поздно отменять празднества, – заметила Лианнон. – Это может вызвать волнения даже там, где об этом и не помышляют. Или ты считаешь, что мне следует сделать это? Тебе известно о каких‑то случаях проявления недовольства, например, из‑за того, что людей угоняют на работы?

– Я не совсем уверен, что тут есть какая‑то связь, – ответил Арданос.