– В ярость пришел? – переспросил лешенька.

– Боль отпустил? – в свою очередь вопросил аспид.

Объясняй им все теперь. Вздохнула я, поднялась величественно, да и высказала:

– Лешенька, месяц высоко, пора нам. Аспидушка, я тебя уважаю, силу твою признаю, авторитет тоже, но коли еще раз на лешего моего взглядом таким поглядишь, вышвырну из моего леса заповедного не задумываясь. Понял меня?

Видать не понял. Застыл, глаза сверкают, зубы едва не скрежещут, от самого такая сила исходит странная.

– Охолонись! – потребовала я.

И заметалась по избе, собираясь.

Многое приготовить надобно было – веник ромашковый, веник мятный, да веник дубовый. Окромя еще плошку деревянную, нож костяной ритуальный, да бинт, в свое время в спирту можжевеловом вымоченный. Пока бегала, волосы в косу кое как приладила, но как собрала все, да обуваться стала, опали на лицо растрепанными прядями, чуть не упала нагнувшись, хорошо аспид придержал. Леший не мог – он держал веники травяные, и плошку, и бинт в плошке, хорошо хоть нож костяной я уже в ножны уместила да на пояс повесила.

– Благодарствую, – быстро аспида поблагодарила.

Не ответило на мою благодарность чудище легендарное, лишь вопросило недобро:

– Нож зачем? И от пиалы этой кровью несет.

– Ну, несет и несет, – я быстро обулась, кое как волосы заплела, с вызовом на аспида посмотрела. – Не боись, не всю потрачу, тебе ровно треть останется, как и договаривались.

И не ожидая ответа, из избы выскользнула, по ступеням вниз сбежала да и со всего маху врезалась!

Аккурат в аспида и врезалась. Отшатнулась, голову запрокинула, на невесть как на моем пути вставшего, и уж спросить хотела, как засиял вокруг нас круг алхимический.

И вот это он уже зря.

Топнула ногой оземь, и погас круг алхимический, затухли руны да письмена.

Сузил глаза змеиные аспид.

– Забыл, с кем дело имеешь? – вопросила разгневанно.

Видать забыл, теперь воззрился на меня так, словно вспоминал… или мне напоминал, кто он взглядом своим полным ярости. Да вдруг понял и он, и я, что… тихо стало вокруг. Выглянула я из за аспида – а там пирующие застыли, на нас глядят с интересом, и Гыркула, вот даром что граф, взял да и сказал Далаку:

– Два золотых на ведьму ставлю!

– Пять на аспида! – не остался в долгу вождь волкодлаков.

– Душу человеческую на ведьму! – заорал, судя по всему, черт.

Вот же… куда вообще кикиморы глядят? Мужика на болоте всем гуртом и то удержать не могут!

– Граф, я же сейчас выпью! – произнесла, голос повысив.

Пауза и виртуозно наглое от Гыркулы:

– А, все, пари расторгается. Други мои верные, за нашу ведьму славную, когда трезвая!

Его тост поддержали.

– За госпожу лесную хозяйку!

– За ведьму лесную!

– За ведунью справную!

– За победу!

Дальше пир продолжился, а я, про войну то вспомнив, аспиду сказала примирительно:

– Чего хотел то, а?

Думала миром дело кончится, да не тут то было.

– Пиалу и костяной кинжал, – отчеканил аспид, – ты с ними отсюда не уйдешь.

Вот привязался то, а!

Постояла, посмотрела, подумала, и…

Резко шаг к аспиду сделала, руку подняла, ладонь к щеке черной словно сажа приставила, в глаза заглянула и передала ему, то воспоминание из прошлого, что клюка лешему поведала. Как есть передала. И черноту, по лесу расползающуюся, и землю трещинами покрывающуюся, и листву прахом осыпающуюся, и слова юного аспида «Покойся с миром, прабабушка». Все превсе передала, и когда застыл аспид, соляным столбом застыл, сама быстрехонько клюку подхватила, оземь ударила, да и перенеслась без слов и объяснений аккурат на самый берег Заводи.