— Гм! Портрет не льстивый и если похож на оригинал, то последний весьма непривлекателен.

— Он точен. Позвольте мне еще раз настаивать на том, чтобы остаться ночевать здесь, это для нас будет лучше во всех отношениях!

— Разве нас плохо примут?

— О нет, нет! Этого опасаться нечего. Только…

— Только что?

— Странные слухи ходят про этого дона Хесуса Ордоньеса и про его дом.

— Да ну же, говори прямо! — вскричал с нетерпением дон Фернандо.

— Асиенда его имеет дурную славу в краю, люди благоразумные обходят ее стороной, страшные вещи рассказывают про эти старые стены… Поговаривают, будто там водится нечистая сила.

— Только-то! — радостно вскричал Мигель. — Вот славный случай посмотреть на привидение, который я-то уж ни в коем случае не упущу, поскольку жажду этого счастья всю свою жизнь, но ни разу еще не испытал его!

— Веди нас, Хосе, мы тут не останемся.

— Но…

— Полно говорить о пустых фантазиях, ведь мы не дети, которых пугают сказками, идем.

— Подумайте…

— И думать нечего! В путь!

— Если вы непременно хотите этого…

— Требую.

— Я покоряюсь вашей воле, но помните, что я только уступил вашим настоятельным требованиям.

— Разумеется, Хосе, я беру на себя всю ответственность.

— Так пойдемте, раз вы непременно этого желаете, но послушайтесь меня, будьте осторожны!

— Да чего же нам бояться-то? — рассмеялся Мигель. — Разве мы не такие же черти? Неужели сатана не будет добрым товарищем своим же?

Проводник пожал плечами с грустной улыбкой и двинулся в путь.

Спустя десять минут путешественники приближались к асиенде.

Когда они входили в ворота, Хосе увидел разглагольствовавшего среди кучки народа отвратительной наружности индейца, кривого и однорукого, тело которого было раскрашено, подобно тигровой шкуре, желтоватыми пятнами, а лицо, узкое, коварное, жестокое, просто отталкивало.

Возле него стоял серый мул, худой, с ввалившимися и окровавленными боками, понурив голову с покорностью отчаяния несчастного животного, не прирученного, но терзаемого человеком. Громадная собака с серой свалявшейся шерстью, с окровавленными ушами и гноящимися глазами, лежала у ног индейца.

Увидев этого человека, Хосе вздрогнул, в глазах его сверкнула молния, и он невольно прошептал:

— Каскабель здесь! Зачем?

Как тихо ни были произнесены эти слова, дон Фернандо услышал их.

Между тем проводник не останавливался, и всадники въехали вслед за ним во двор.

— Гляди за шквалом, матрос, — шепнул дон Фернандо на ухо товарищу, — тут надо держать ухо востро.

— Будьте спокойны, ваше сиятельство, — почтительно ответил буканьер, низко склонившись к гриве своей лошади, быть может чтобы лучше скрыть насмешливую улыбку, адресованную испанцу.

Асиендадо дон Хесус Ордоньес был человеком средних лет, среднего роста и средней полноты, с правильными чертами и смуглым цветом лица, проницательным взглядом, закрученными кверху усами, ртом одновременно насмешливым и сладострастным; лицо его выражало то хитрое добродушие, что чаще всего не дает наблюдателю составить себе определенное мнение о человеке, с которым имеет дело; впрочем, он был радушен, приветлив, любезен во всех отношениях и соблюдал законы кастильского гостеприимства со всеми своеобразными его требованиями: путешественники не только были вежливо приняты, но еще и приветствованы с изъявлениями живейшей радости.

— Добро пожаловать в мое бедное жилище, кабальеро, — сказал асиендадо с усердным поклоном.