Время от времени отрываясь от работы, Элиз взглядывала на стену, где воины под предводительством Рено отражали непрекращающиеся атаки французов. Сила индейцев казалась какой-то нечеловеческой, дьявольской, а запасы их мужества — неиссякаемыми. Может быть, это происходило оттого, что они были менее цивилизованны, почти что дикари? Может быть, они меньше боялись смерти, не веря в карающего бога и адское пламя, хотя уже много лет их пытались обратить в эту веру? Или же они просто более страстно любили жизнь, преклоняясь перед ее прелестью в силу своих верований?

До сих пор Элиз не сомневалась в победе французов, теперь же она не была в ней уверена.

— Если начезы победят и французы запросят мира, согласитесь ли вы отдать французских пленных в обмен на то, что вас оставят в покое? — спросила она Рено, когда принесла ему воду во время перерыва в стрельбе.

— Почему ты спрашиваешь?

Элиз кивнула головой в сторону воинов.

— Начезы так неутомимо сражаются и, кажется, не чувствуют боли, как будто они и не люди вовсе.

— Не обманывай себя. Они устают, как все люди, и чувствуют боль, только не показывают этого. Французы тоже ведут себя храбро: наступают на открытой местности под нашим огнем.

— Я думала, ты считаешь это глупым.

Рено пожал плечами:

— Человек может быть глупым и мужественным одновременно. Если бы я был с ними, я уверен, что обнаружил бы среди них много героев.

Элиз задумчиво кивнула.

— Но ты не ответил на мой вопрос. Если женщины останутся пленницами, не знаю, как они это переживут.

— Думаю, как-нибудь привыкнут.

— Сомневаюсь. Ведь их соотечественники так близко… Да и французы не смирятся с таким положением.

Рено кивнул:

— Конечно, ты права. Лучше всего было бы их отпустить. Однако не знаю, согласится ли на это совет.

— А мы с тобой? Что мы будем делать?

Рено быстро взглянул на нее:

— Мы?

— Я полагала… Ведь мы женаты… — Она залилась яркой краской, но не отвела глаз. Пусть думает, что хочет. — Говоря о французах, ты сказал «они». Ты себя сейчас не считаешь французом? Не захочется ли тебе вернуться в Новый Орлеан вместе с другими?

— Я сам не знаю, кто я. — Рено нахмурился. — Может быть, я и поеду с ними, если возникнет необходимость. Но она не возникнет. — Возвращая ей кувшин, он коснулся ее пальцев. — Когда здесь все будет закончено, я вернусь в свой дом. Ты можешь поехать со мной, если захочешь.

Каким далеким теперь казался тот дом и Маделейн! Как сон… Увидит ли она его когда-нибудь вновь? Ощутит ли снова покой этого дома, пройдет ли по его комнатам в теплый летний день? Родит ли она детей, которые будут там играть, вырастут большими, сильными и мудрыми? Действительно, это был сон, мечта. Не более…

В этот момент раздался крик Пьера с дальнего участка стены — предстояла новая атака.

— Иди, — сказал Рено и, развернув Элиз спиной к себе, легонько подтолкнул ее. Она обернулась и крепко поцеловала его в почерневший от пороха рот, а затем быстро спустилась по лестнице на землю.

Элиз зашла в госпитальную хижину, напоила нескольких раненых водой и поговорила с Маленькой Перепелкой, которая отгоняла веером мух от лица умирающего мальчика. Затем она пошла к колодцу, чтобы набрать еще воды, и услышала, как мушкетные пули свистят в ветвях дерева над ее головой. Одна пуля отскочила от ствола и упала к ее ногам. Но за последние часы Элиз так привыкла к подобным вещам, что не обратила на это большого внимания.

«Если бы я был с ними…» Слова Рено беспокоили ее. Неужели он до сих пор испытывает муки сомнений, на чьей стороне ему быть? Элиз думала, что таким сомнениям пришел конец, когда он стал военным вождем.