|
Смех пробежал по толпе, некоторые покупатели отступили в сторону. Однако другие ходили вокруг женщин, демонстративно прижимая к носам надушенные носовые платки. Дело в том, что индейцам отвели такое помещение, где не было условий для мытья, а начезам труднее всего было переносить именно дурной запах. Это был унизительный, нарочитый прием для подавления духа противника. Элиз подумала, что народ, который претендовал на цивилизованность, не должен был опускаться до подобных мер.
Аукцион между тем продолжался. Делались ставки, переходили из рук в руки деньги. Некоторых женщин, в том числе и Татуированную Руку, направили на королевские плантации, другие попали на большие концессии, третьи оказались в частных руках. Одну за другой вместе с детьми их постепенно разбирали. Никто из женщин не ропщал и не просил о пощаде, но слезы струились по медным лицам, а взгляды были обращены туда, где стояли, неотрывно наблюдая за своими женами, начезские воины. Элиз не отрывала от них глаз. Она поняла, что уничтожение начезов как народа произошло не в болотистых окрестностях Черной реки. Оно происходило здесь, сейчас, когда отрывали друг от друга и навек разлучали мужей и жен, отцов и детей. А ведь в начезах было столько гордости и достоинства, в них было столько доброты! Да, они могли убивать, и они, случалось, убивали. Но ведь они и сами гибли! Когда в их местах появились белые, племя насчитывало семь тысяч человек. Сколько же их было сейчас? Несколько сотен, возможно. Скоро само слово «начез» перестанет что-либо говорить людям. Кто тогда будет знать, как они смеялись и плясали, какие песни пели, как любили друг друга при свете луны? Как ни странно, такие мысли оказались спасительными, из-за них Элиз менее остро реагировала на то, что аукцион закончился, а толпа начала расходиться. Рено увели. Никогда больше она не увидит его, не коснется его, не ощутит тепла его тела. Ей хотелось закричать от ярости и отчаяния, она готова была на все, что угодно, лишь бы облегчить терзающую ее боль. Она не могла говорить, не могла двигаться, слезы душили ее. — Элиз, — сказала Маленькая Перепелка, взяв ее за руку. — Не надо так смотреть. Слезы рекой полились из глаз Элиз, и Пьер заслонил ее собой от любопытных взглядов. — Ну не надо, Элиз. Рено не одобрил бы этого. — Я не могу иначе… — Они не будут пытать его, — сказала Маленькая Перепелка успокаивающе. — Пьер говорит, что так не поступают с военнопленными. — Ах, если бы я могла хоть чем-то помочь ему! — Ты вдова. Потребуй его себе. Элиз слабо улыбнулась в ответ на эти слова, вытирая щеки ладонями. — У французов это не принято. — Ты могла бы попытаться. Элиз замерла. Ей пришла в голову такая неожиданная идея, что слезы иссякли сами собой. Но она ничего не сказала, потому что туда, где она стояла с Пьером и Маленькой Перепелкой, уже направлялись Элен и Сан-Амант. Глава 20 Элиз заставила себя дождаться утра, обдумывая зародившийся у нее план. Она лежала, уставившись в темноту, и перебирала в уме возможные препятствия. Их было много, но Элиз твердо знала, что они не заставят ее отказаться от своей идеи. То, что она задумала, было все же лучше, чем бездействие. Она нашла Элен на заднем крыльце ее дома — день был такой теплый, что та завтракала на открытом воздухе. Элен макала в молоко кусочки поджаренного в яйце хлеба и кормила им свою маленькую дочку. На столе стояла тарелка с булочками и кувшин с шоколадом. Элиз поприветствовала хозяйку, немного поиграла с девочкой, выпила чашку шоколада и только после этого заговорила о своем деле. — Элен, я понимаю, что злоупотребляю твоим гостеприимством, и все-таки я вынуждена снова просить тебя о помощи. — Как ты можешь так говорить?! Ведь и я, и моя маленькая Жанна умерли бы, если бы ты не помогла нам! — воскликнула Элен. |
