Прощаясь с госпожой Зекирой, он поведал ей о приключившейся неприятности. Хозяйка пансиона отсоветовала ему обманывать мать.

— Это дурная мысль, — сказала госпожа Зекира. — Если мать поверит, то тебя потом совесть замучит. А если не поверит или вызнает правду позже, выйдет еще хуже.

На протяжении всего учебного года эта женщина кормила и поила его и раз в неделю меняла постельное белье, и только-то. И вдруг она превратилась в мыслящее существо, проникнутое сочувствием и симпатией. В отчаянии Адольф спросил:

— Но что же мне делать?

— Иди в училище и расскажи там всю правду. Начальству это не понравится, но копию тебе все равно выдадут.

Так что Адольфу пришлось отправиться в училище, с которым он (хотелось надеяться) уже успел проститься раз и навсегда, однако директор принял его не сразу. В конце концов, в училище только что начался новый учебный год. А приняв Адольфа у себя в кабинете, директор отпер ящик письменного стола и достал оттуда тяжелый на вид бумажный пакет.

— Твой аттестат здесь. Он был разорван надвое — один раз, а потом второй. Я сейчас покажу тебе, как он выглядит. — Теперь директор не спускал с Адольфа глаз. — Отпраздновать окончание среднего учебного заведения — это одно дело, и оно более чем понятно. Выпускник отмечает завершение важного этапа и готовится продолжить образование или приступить к трудовой деятельности. Но совершенно другое дело, господин Гитлер, напиться до положения риз и учинить невероятное безобразие. — Директор покачал головой. — У тебя такое растерянное лицо, что ты, похоже, даже не помнишь, как вчера распоясался.

Адольф поневоле вспомнил о том, как длинноносый священник застукал его за курением.

— Господин директор, а что же я такое сделал? — выдавил он из себя. — Соблаговолите поведать.

— Мой дорогой господин Гитлер, не извольте тревожиться, соблаговолю. Вы разложили этот документ и наложили на него кучу! — Руками, трясущимися от отвращения, он протянул бумажный пакет Адольфу. — Ни за что бы не поверил, что кто-нибудь из наших учащихся способен на такую гнусную выходку. Теперь тебе предстоит всю жизнь страшиться того, что со временем ты превратишься в самого настоящего извращенца. И так и не научишься справляться с низменными и безумными побуждениями. Напишу ли я об этом твоей матери? Нет, не напишу. Она, скорее всего, хорошая женщина, и столь дурно пахнущий сюрприз ей ни к чему. Но все же я наложу на тебя наказание. Ты должен поклясться мне, что с того мгновения, как ты выйдешь из этого кабинета, я никогда больше тебя не увижу. И настоятельно прошу тебя не открывать пакет, пока ты не покинешь стен нашего училища.

Адольф молча кивнул. Да, теперь он вспомнил. Он действительно подтерся только что полученным аттестатом. Сейчас к нему вернулись даже вчерашние ощущения: ему было невероятно хорошо! И как горячо аплодировали ему собутыльники. Как-никак он вознес собственную жопу превыше школьной премудрости.

Хуже всего было то, что Адольф не понимал, как обо всем случившемся стало известно директору. Имелось одно-единственное разумное объяснение: кто-то из четверки вчерашних собутыльников прибрал дурно пахнущий «сюрприз» и отнес его директору училища. Один из четверых, но кто именно? Адольфу не хотелось вычислять доносчика. Это только прибавило бы ему позора. К тому же доносчиком вполне мог оказаться один из двоих парней, которые были крупнее и сильнее, чем Адольф. Даже наверняка это был один из них.

Вернувшись к госпоже Зекире, Адольф долго возился у раковины: сначала мыл аттестат, потом сушил. Затем наклеил все четыре фрагмента на чистый лист бумаги. Таким образом он обзавелся доказательством того, что все-таки закончил училище. А уж почему аттестат выглядит так, Кларе он что-нибудь наплетет.

«Ах, мамочка, чем больше я вглядывался в эту драгоценную страничку, тем яснее мне становилось, скольким тебе пришлось ради меня пожертвовать и как мало я ценил это в прошлом.