И поэтому, даже осознав, что мы взяли очередного младенчика в разработку, Он медлит. Иногда Ему не хочется губить вместе с ребенком и всю семью. А его ангелы, на свой лад, могут еще преуспеть в искусстве перевербовки.
Так что Бог чтит материнскую любовь, даже когда она становится всеобъемлющей. Надо ли удивляться, что многие люди творческого труда, многие людоеды, многие гении, многие убийцы и некоторые так называемые святые доживают до взрослости только оттого, что Бог, по той или иной причине, не устраняет их заблаговременно. Первое из не произносимых вслух, но подразумеваемых правил в борьбе Б-на (как мы теперь часто будем называть Его) с нашим предводителем (а вот его мы зовем Маэстро), заключается в опять-таки молчаливой договоренности о том, что ни одно из свойств каждой отдельно взятой человеческой личности не берет верх над остальными само по себе, то есть без мутагенного вмешательства с Его стороны или с нашей. Даже самая благородная, преисполненная самопожертвования и духа щедрой материнской любви женщина может родить чудовище. При нашем вмешательстве или, самое меньшее, в нашем присутствии. И тем не менее эта борьба не из разряда игр с нулевой суммой. Вот почему инвестиции в новорожденного представляют собой неравновесно рискованное предприятие как для Маэстро, так и для Бога.
Но мне пора объяснить поподробнее, на каких условиях строится мир, в котором я обитаю, какие силы в нем действуют и взаимодействуют и с какими ограничениями они вынуждены считаться, иначе я рискую остаться непонятым или недопонятым.
3
Поэтому я присовокуплю к своему повествованию рассказ о Двух Царствах — Божеском и Сатанинском. Я мог бы повести речь о них в иных категориях — как о двух антагонистах, двух мирах, двух способах существования в вековечной борьбе друг с другом, но именно Два Царства — тот термин, к которому мы прибегаем на протяжении бессчетных столетий. Нет нужды добавлять, что нам, бесам, изо дня в день противостоит безупречное ангельское воинство. (Мы называем ангелов Наглыми.)
Поскольку обе эти рати в какой-то мере известны любому, кто читал «Потерянный рай», упомяну здесь, что многие из нас весьма искушены в классическом литературном наследии. Не поручусь за ангелов, но бесам вменено в обязанность ценить изящную словесность. Мильтон в нашем понимании выдающийся поэт и входит в число тех немногих избранных, кого мы вправе целиком и полностью освободить от обвинения в непростительной второсортности (обусловленной склонностью к вранью и сантиментам). Как-никак ему удалось проникнуться чисто интуитивным пониманием природы и хода конфликта между Двумя Царствами. И сколь бы неточен он ни был в деталях, именно Мильтону выпало стать первопроходцем в деле наглядной демонстрации грандиозного столкновения двух воинств, начавшегося сразу же после великого Раздела, что побудил первоангельские сонмы разбиться на два враждующих стана, в каждом из которых господствует твердая уверенность, что именно ему суждено предопределить будущее человечества.
Следовательно, наше почтение великому слепцу! Хотя его описания самым безбожным образом устарели. Бесы, служащие Маэстро, не ходят больше в атаку на ангелов античными фалангами. Скорее, мы в настоящее время искусно вмонтированы в каждый укромный уголок человеческого существования.
Чтобы хоть отчасти прояснить вопрос о волнообразном, дискретном, сплошь и рядом тупиковом и неизбежно привязанном к рельефу местности характере нашей войны, я должен перечислить силы и средства, которыми мы располагаем в деле желательного для нас воздействия на человеческое общество. Я начну с такого пояснения: действительности присущи три аспекта — Божеский, Сатанинский и человеческий, и, следовательно, речь должна идти о трех отдельных воинствах, о трех царствах, а вовсе не о двух. Бог с ангельскими сонмами денно и нощно трудится, стремясь вовлечь мужчин, женщин и детей в Свою орбиту. Маэстро же и мы, Его верные помощники, стараемся завладеть душами тех же самых мужчин, женщин и детей. |