|
Сестра бросила на нее вопросительный взгляд, перед тем как подойти к отцовскому бюро. Наклонившись к зеркалу, она провела пальцами по короткой каштановой стрижке «паж». Потом взяла блокнот, который носила на груди на ремне — еще одна из ее европейских привычек. Вы бы никогда не приняли ее за американку (и никогда бы не догадались, что после развода с профессором французской литературы, который вопреки страстным надеждам так и не забрал ее в свой Париж, она живет в Мичигане). Ее полное, мягкое лицо было набелено, из остального макияжа — только липкая ярко-алая помада. Даже обыкновенную одежду Линда носила совсем не банально, с чувством значимости — безвкусные коричневые лодочки на среднем каблуке, к примеру, отлично сочетались с костюмом в матросском стиле.
— Но что же мы стоим? Нужно позвать Мари-Клер и Терезу, — спохватилась она, практически проглатывая звуки «р» в именах своих детей. Затем прошмыгнула мимо Делии вниз по лестнице. Она все еще пахла салоном самолета. На кухне они увидели, что Элиза делает лимонад для близняшек. Этой осенью девочкам исполнится девять — несуразная, подранковая фаза, — и, хотя у них была та же квадратная стрижка, что и у матери, во всем остальном они напоминали профессора. Глаза у сестер были почти черные, скорбно подведенные, а губы сливового цвета. Они помогали друг другу карабкаться на ряд застекленных шкафов, одна тащила другую за собой, когда добиралась до стойки, а для удобства близнецы заткнули свои старомодные европейские школьные платья в панталоны, от чего казались еще более длинноногими. — Появится ваша кузина Сьюзи и отведет вас в бассейн, — говорила Элиза, растирая лимоны. — Она обещала сделать это в первую очередь, но, думаю, задержалась где-то со своим приятелем. Упоминание о приятеле на минуту их задержало. — Дрисколл? — спросила Мари-Клер, перестав карабкаться. — Сьюзи по-прежнему встречается с Дрисколлом? — Да, разумеется. — А они ходят вместе на танцы? А на прощание целуются? — Ну, этого я не знаю, — кисло сказала Элиза и наклонилась, чтобы достать кувшин. Близняшки достигли своей цели: коробки мятных пастилок в шкафу. Сантиметр за сантиметром Тереза вытащила ее через приоткрытую дверцу. (У Терезы были менее правильные черты лица, менее гармоничные, менее симметричные, отчего она казалась слегка беспокойной. Делия замечала, что один из близнецов всегда такой.) На мгновение показалось, что коробка свалится на пол, но потом она аккуратно приземлилась прямо в протянутые ладошки Мари-Клер. — А у Рамсэя и Кэролла тоже есть любимые? — спросила девочка. — Ну, у Рамсэя есть, к сожалению. — Почему «к сожалению»? — удивилась Тереза, а Мари-Клер спросила: — Что с ней не так? Им обеим так хотелось услышать скандальные подробности, что Делия рассмеялась. Тереза повернулась и обратилась к ней: — А тебе тоже жаль, тетя Делия? Ты не пускаешь ее на порог? Она пойдет с нами на пляж? — Нет, не пойдет. — Делия покачала головой, отвечая на самый простой вопрос: — Поездка — только для членов семьи. На следующее утро, в воскресенье, они на неделю должны были отправиться на залив. Это происходило каждый год. В середине июня, как только закрывались школы, Линда приезжала из Мичигана, и все отправлялись в арендованный коттедж на берегу Делавэра. Парадное крыльцо уже было завалено резиновыми плотами и ракетками для бадминтона, холодильник забит едой, а пациенты Сэма забегали для последних консультаций, изо всех сил стараясь избежать общения с его родственниками. — Делия, ты не подашь мне сахар? — Элиза наливала воду в кувшин. |
