|
– Да низачем. Просто теоретически, понимаешь? Мне кассирша в магазине сдачу протягивает, а я прикидываю, как ей запястье сломать. Или Эдька, к примеру, расщедрится, руку в карман сунет денег дать, а я соображаю: если бы он, скажем, за пистолетом полез, можно его руку через карман к бедру ножом выкидным прибить или нельзя? – А со стороны ты вроде почти нормальный был, - испуганно произнес Евгеша. – Угу, - согласился Меф. - Со стороны. Главное, что теперь я от этого освобождаюсь. У меня сейчас новый принцип: «Не делай другим того, чего не хочешь себе. Даже не мысли об этом, и ничего не случится». Мошкин понимающе улыбнулся. – Даф? - спросил он. – Даф, - признал Меф. – То-то я вижу, что светлая пропаганда! – Какая уж тут пропаганда! Тебе говорят: не пей из унитаза и не станешь козленком! А ты отвечаешь: «Отвали, пропагандист! Откуда хочу - оттуда пью!» Ну и пей себе, если неймется… – Все равно не понимаю эту философию про «не хочешь - не делай»! - заупрямился Мошкин. – А тут и философии никакой нет. Одна сплошная практика. Ты должен перестать относиться к людям со страхом, и неприятностей у тебя сразу станет раза в два меньше. – Я не виноват, что все на меня кидаются. Ведь кидаются же, да? - привычно засомневался Мошкин. – А почему кидаются? Ты напряжен. Понаблюдай, как ты подходишь к незнакомому парню где-нибудь на пустынной улице. Пальцы у тебя неосознанно сжаты в кулак. И внутренне ты закручен как пружина. Идут такие два буратинки друг на друга. Лица каменные, грудь колесом, мышца играет… Ну прямо сцена из ковбойского фильма! А разберешься, так один бабушке ключи заносит, а другого за стиральным порошком послали. Слушая Буслаева, Мошкин несколько раз выщелкнул и убрал лезвие. – Вообще-то логика есть, - признал он. – Какая уж тут логика? Как мы смотрим на людей? Выборочно. Из всего человечества мы замечаем хорошеньких девушек, парней-ровесников и всяких опасных с виду челов крутого вида. Всего же остального для нас попросту не существует. Ни детей, ни стариков, ни нуждающихся в помощи. Выборочный такой, искусственный мирок. Точно тебя гонят по узкому темному коридору, а там, с другой стороны, ласково скалится съеденными зубками добренький дядя Лигул, - сказал Меф. – Ну ты прямо как Даф правильный стал! - пробурчал Мошкин. Как и все служащие русского отдела мрака, он терпеть не мог, когда ему напоминали о Лигуле. Слух о том, что мрак любит свое начальство, преувеличен. Пирамида мрака держится исключительно на страхе. Меф покачал головой. – Нет. Даф уникальна. Она в каждом человеке видит только хорошее, хотя бы его была всего капля. Даже если ей попадется пьяница с разбитым лицом, который сидит в луже и кроет всех трехэтажным матом, она не увидит всей этой грязи, а увидит, что у него несчастные добрые глаза. Не хило, а? Мне такому вовек не научиться. Держа нож в руках, Евгеша подошел к дверям, приоткрыл их и прислушался, нет ли в коридоре буйных озеленителей. Все было тихо, и Мошкин заторопился. – Ну все, я пошел! Так ты придешь сегодня в пять? Что передать Арею? - спросил он нетерпеливо. – А чего Арею от меня надо? - поинтересовался Меф, вспоминая, что в этом и была цель визита Евгеши. – Понятия не имею. Он мне не докладывается. Да и работы сейчас завал - головы не поднимешь. Даже Тухломона припрягаем. Припрягаем ведь, да? - привычно засомневался Евгеша. |
