|
За подобными образами, равно как и за рассуждениями критиков об «эстетике безобразного», «манифестации постыдного» и «реабилитации запретного» Альбин угадывал нечто худшее. Он не решался говорить об этом, боясь, как бы его не обвинили в расизме по отношению к мутантам. Положение патриция – вне подозрений, выше любого суда – обязывало ко столь многому, что порой связывало по рукам и ногам и намертво затыкало рот. Любое «мне не нравится», высказанное одним из Антонинов, могло вызвать слишком сильный резонанс.
А вот станок Тэклы ему понравился. В этой вещи были цельность и гармония, несмотря на всю ее вычурность и множество мелких деталек, вроде стрекозы на одном из цветков или водомерки, заметной на водной ряби между листьями. Альбин так и сказал: – Очень красивый станок! Тэкла победно улыбнулась: – Я же знала, что тебе понравится! – Это старинная вещь? – спросил Альбин. – Кто ее сделал? – Линкест, – ответила Тэкла, – вот кто! – Если введут новый индекс, ты его потеряешь, – сказал Альбин. – Что значит «потеряю»? – удивилась Тэкла. – Не умрет же он из-за того, что ему пересчитают показатели? У нас из-за этого умер только один человек – да и то, он просто умер. Во время процедуры. Болел-болел и скончался. А Линкест совершенно здоров, могу тебя заверить. Альбину стало неловко, но он все-таки пояснил: – Я хотел сказать, он от тебя уйдет. – Почему? – еще больше удивилась Тэкла. – Не знаю… – вконец растерялся Альбин. – Я тоже, – засмеялась Тэкла. – Послушай, о чем я хотела просить тебя, патриций. И не отказывай мне! Альбин безмолвно приложил ладонь к груди, следя за тем, чтобы держать пальцы плотно сжатыми – дабы случайно, как бы намеком, не задеть чувств Тэклы. – Проводи меня до Могонциака! – выпалила она. – Я боюсь идти одна, а просить охрану у наших старейшин не хочу. – В любом случае, нам по пути, доминилла, – сказал Альбин. Его охватила радость, источник которой он поначалу даже не мог определить. – Я следую по виа Фламиния Лупа до Могонциака, а оттуда – через всю Германарику, до Матроны и Лютеции. Пий Антонин недавно скончался, и мне поручили управлять его землями. – Ух ты! – закричала Тэкла. – Ну надо же! Вот ведь как мне повезло! В окно и в низкую дверь всунулись сразу два карлика и с подозрением посмотрели на Тэклу. – Она не нападает? – осведомился один. – Брысь, – отозвался Альбин. Карлики зловеще ухмыльнулись и скрылись. – Я отдам распоряжения, – сказала Тэкла Альбину. – А ты пока отдыхай. Альбин так и поступил. Весь день он то сидел, то лежал на специально принесенной перине под яблоней. Со стороны штаб-квартиры изредка доносились приглушенные вопли, похожие на шум прибоя или далекий обвал в горах, а затем все погружалось в прежнюю тишину, нарушаемую лишь протяжным, чуть воющим меканием коз. Карлики-оруженосцы кемарили поблизости с арбалетами наготове. Приходил и уходил Линкест, всякий раз с ношей в руках: то с корзиной, то с тушкой домашней птицы, то со связками плоских хлебцев, надетых на нитку. |
