|
А наверху, в свою очередь, зачитываются земными пустенькими романчиками, вовсю их экранизируя. Графиня изящно закинула ногу на ногу, вынула из золотой шкатулки длинную сигарету, каких здесь не делали, – демонстрировала самый что ни на есть великосветский стиль. Сварог галантно поднес ей огонь на кончике пальца. – Ого… – она прикурила, не особенно и удивившись. – Значит, вы не просто пограничный барон… Что ж, следовало ожидать. Постойте-ка… – вдруг уставилась она на Сварога с восторженным ужасом. – Но ведь это означает… Серый Рыцарь?! – Иногда я подозреваю, что так все и обстоит, – сказал Сварог дипломатично. – Если только Таверо не был шутником. – Ну что вы… – Она кивнула в сторону Мары. – Быть может, мы отправим детку посмотреть драгоценности или платья, а сами займемся делами? Детка глянула на нее искоса, потом уставилась на украшавшие стены шпаги и стилеты определенно не без намека. – Видите ли… это, в общем, никакая не детка, – сказал Сварог. – Это моя полноправная помощница. – Ах, вот оно что, – графиня с интересом обозрела Мару. – Понятно, а я-то ломала голову, зачем она с вами… Милорд Гаудин мне немного рассказывал, но я, признаться, не думала, что они такие обыкновенные и милые… Опять?! – она гневно оглянулась на дверь. Вошел богато одетый и крайне унылый субъект лет сорока, затоптался у входа: – Душа моя, осмелюсь напомнить, сегодня двадцать первое… Маргилена… Графиня смерила его ледяным взглядом: – Если вы, золотко, еще раз осмелитесь ввалиться, когда я принимаю гостей, ваше скромное украшение окончательно зарастет паутиной… Брысь! Унылый субъект покорно вывалился спиной вперед, распахнув задом створку двери. – Это, если так можно выразиться, супруг, – безмятежно пояснила графиня. – Понятно, я не чудовище, когда-то следует, отринув любовников, исполнить супружеский долг, дело святое… Эта беспросветно скучная и наводящая тоску процедура свершается два раза в месяц, двадцать первого и сорок шестого, и в означенные дни, с раннего утра, сей обуянный похотью сластолюбец не дает мне прохода, стеная и оглаживая. Великие небеса, в доме не протолкнуться от смазливых служанок – нет, подавай ему меня. Извращенец. Вообразите, он иногда усаживается в саду, под окнами моей спальни, и хнычет, словно фамильное привидение Верготов. Многих это только развлекает, но попадаются тонкие натуры, их эти всхлипы нервируют… Вам такой концерт понравился бы? – Нет, конечно, – сказал Сварог, прилагая титанические усилия, чтобы собрать мускулы лица в неподвижную маску. – Вы смейтесь, если хотите. Милорд Гаудин вечно надо мной смеется. Однажды он так хохотал, что пролил мне на живот чашку горячего шоколада. Вам, конечно, весело, а каково было мне, с моей необычайно нежной кожей? Целый месяц после этого меня любили в самых невероятных позициях, чтобы не задеть обожженного живота… – Умоляю вас… – сказал Сварог жалобно, чувствуя, что вот-вот смахнет со стола взрывом хохота драгоценные невесомые бокалы. – Но это все чистая правда, – заверила графиня. – Я, разумеется, не дура, иначе ни за что не попала бы в конфиденты. Просто я, как выражается милорд Гаудин, яркая индивидуальность, с чем полностью согласна, да и вы, наверное, тоже… И еще. Всеми этими прибаутками я, уж простите, пыталась оттянуть весьма тягостный разговор о наших делах… – Почему – тягостный? – Потому что ее нет, она исчезла… – Кто? – Делия, – сказала графиня. |
