|
— Ты же понимаешь, что значит для девушки приехать в гости. Вдали от дома ей кажется, будто она во Франции, в Париже. В октябре она от нас съедет. Осталось всего ничего. — Это как посмотреть, — выговорил отец, прикинув кое-что в уме. — Может, я до того времени не дотяну сто тридцать дней и сам от вас съеду — на кладбище. — Он вскочил со стула и в сердцах отшвырнул газету, которая белым шатром застыла на полу. — Честное слово, мамочка, сейчас я ей все выскажу. Решительным шагом он направился к дверям гостиной и остановился, наблюдая за танцующей Марианной. — Ля! — пропела она в такт музыке. Кашлянув, отец ступил через порог. — Марианна! — окликнул он. — «Древняя черная магия…» — выводила Марианна. — Что-что? Он следил за плавными движениями ее рук. Протанцевав мимо отца, она вдруг испепелила его взглядом. — Мне надо с тобой поговорить. — Он поправил галстук. — Да-дум-ди-ду-дум-ди-дум-ди-ду-дум, — распевала она. — Ты меня слышишь? — сурово спросил отец. — Он такой душка, — бросила она. — Не спорю. — Подумать только, он кланяется и распахивает передо мной двери, прямо как швейцар, и еще играет на трубе не хуже Гарри Джеймса, а сегодня утром привез мне букет ромашек! — Допустим. — У него голубые глаза, — Она воздела взор к потолку. Отец не углядел там ничего примечательного. А она все смотрела в потолок, где не было ни малейшей протечки, ни трещинки, и без остановки кружилась в танце, даже когда отец подошел совсем близко и со вздохом повторил: — Марианна. — В ресторанчике у реки мы ели омаров. — Омары — понятное дело, но мы не хотим, чтобы ты переутомлялась, выбивалась из сил. Когда-нибудь — вот прямо завтра — останься дома, помоги тете Мэт подрубать салфеточки. — Да, сэр. — Как во сне, она плыла по комнате, расправив крылья. — Ты слышала, что тебе сказано? — вышел из себя отец. — Да, — шепнула она. — О да, — И снова, не открывая глаз: — Да-да. А потом под шуршанье юбок добавила: — Дядюшка. — И запрокинула голову, раскачиваясь из стороны в сторону. — Так ты поможешь тете? — прокричал отец. — …подрубать салфеточки, — промурлыкала она. — Вот так-то! — Вернувшись в кухню, отец присел на стул и подобрал с пола газету. — Не кто-нибудь, а я поставил ее на место! Тем не менее на следующее утро, не успев спустить ноги с кровати, он услышал оглушительные вопли автомобильного гудка, под которые Марианна сбежала вниз, на пару секунд задержалась в столовой, бросила что-то в рот, помедлила у дверей ванной, пока соображала, вырвет ее или нет, а потом хлопнула входной дверью — и колымага задребезжала по мостовой, унося вдаль фальшиво распевающую парочку. Отец обхватил голову руками. — С салфеточками надули-с, — пробормотал он. — Ты о чем? — спросила мама. — «Дулиз», — ответил отец. — Загляну-ка я в «Дулиз» с утра пораньше. — «Дулиз» только в десять открывается. — Тогда еще полежу, — решил отец и смежил веки. Весь вечер и еще семь безумных вечеров подвесная скамья на открытой веранде выводила свою скрипучую песню: туда-сюда, туда-сюда. Гостиную оккупировал отец: видно было, как он с мстительным удовольствием затягивался десятицентовой сигарой и вишневый огонек освещал его неизбывно-трагическое лицо. |
