Изменить размер шрифта - +

— Это я тоже знаю, Ханс.

 

«У него был такой усталый голос, — думает Малин. — Эти долгие операции, наверное, ужасно утомительны». Она кладет телефон в передний карман юбки; на голубой ткани за день появились светлые и темные пятна грязи, и Малин ломает голову над тем, существуют ли в природе джинсы настолько тонкие, чтобы их можно было носить в такую жару.

Как всегда, манит паб на первом этаже. Просто безумие — жить в том же доме. Сидеть у стойки бара, переживая одиночество вместе с другими.

Выпить холодного пива — острая горькая прохлада, алкоголь, поднимающийся в мозг и заполняющий извилины чудесной пустотой.

Но нет. Не сейчас.

Ключ входит в замок. В квартире затхлый запах, одежда и вещи в полном беспорядке.

Малин останавливается, оглядывает себя в большом зеркале в коридоре.

Эти морщины — от жары? Во всяком случае, они появились недавно, эти тонкие черточки вокруг глаз.

«Мне тридцать четыре, — думает Малин. — И я по-прежнему не узнаю свое отражение в зеркале, не знаю, кого это я вижу».

Они снова приходят к ней, как призраки лета. Янне. Туве. И Даниэль Хёгфельдт.

Ее вдруг переполняет острое болезненное чувство: жизнь кончилась, хотя она только и делает, что живет на полную катушку.

 

17

 

Семнадцатое июля, суббота.

Восемнадцатое июля, воскресенье

 

Ее голос заполняет спальню. Она говорит о девушках, но на самом деле смысл слов не так важен. Важны переливы ее голоса, его мягкость.

Ведущая на местном радиоканале. Подруга.

Хелен Анеман приходится работать по вечерам — или же у нее такой график, что она работает в любое время суток.

«Я обращаюсь ко всем девушкам, живущим в Линчёпинге! Будьте осторожны, постарайтесь не ходить по городу без сопровождения. Мы пока не знаем, какие злые силы вышли на промысел этим летом».

Затем Хелен объявляет песню, а Малин лежит в спальне с задернутыми шторами и слушает голос подруги в относительной темноте.

У Хелен очень сексапильный голос. В нем слышно одиночество, но без трагического надрыва, словно она ожидает, что вот-вот кто-то зайдет к ней в студию и уведет ее оттуда.

Принц на белом коне? Да, возможно.

Звучит музыка — тяжелый рок. Текст совершенно бессмысленный. Малин передергивает, она встает, протягивает руку к кнопке, чтобы выключить радио.

Полчаса назад, около девяти, звонил Свен Шёман.

— Ты собираешься поговорить с Натали Фальк?

— Я звонила ей, и мы назначили встречу. Она, мягко говоря, не рвется со мной общаться.

— Хорошо, что ты работаешь.

— Думаешь, мне больше нечем заняться?

— На самом деле я в этом совершенно уверен.

В темных глазах Натали Фальк отражается упрямство, а за ним таится ложь. Или недоговоренная правда.

Только после долгих уговоров Натали согласилась встретиться, но заявила суровым голосом, что ей больше нечего сказать.

В качестве места встречи был выбран кафедральный собор.

— Я могу встретиться с вами в соборе в десять часов. Я иногда захожу туда.

— А разве там открыто в такое время?

— Летом они запирают ворота в одиннадцать. Типа, доступность, такая новая фишка. И там прохладно.

И вот они сидят на коричневых скамьях перед алтарем, оформленным в современной манере, а над их головами — тонны серого камня, устремленного вверх, уложенного в арочные своды, уже не одно столетие бросающего вызов закону всемирного тяготения.

Натали в черной майке и юбке. Весь ее облик пронизан мужеством и решительностью, которых самой Малин так не хватало в подростковые годы.

— Что вы хотели узнать? — спрашивает Натали, не глядя на Малин.

Быстрый переход