— Не только? А тебе не приходило в голову, что моей вины здесь вообще нет?

— Кэролайн тоже осталась без матери, но она не ожесточилась и не потеряла способность любить.

Если раньше Руби сдерживалась, то теперь просто взорвалась:

— Кто сказал, что я не умею любить? Я пять лет жила с Максом!

— И где он сейчас?

Руби порывисто встала из-за стола, испытывая внезапную потребность увеличить дистанцию между собой и матерью.

Нора подняла голову. Руби прочла в ее взгляде понимание и нежность. Ей стало неловко.

— Сядь. Оставим серьезные темы. Если хочешь, поговорим о погоде.

Руби почувствовала себя глупо: стоит тут, дышит как паровоз и ясно показывает, что замечание матери больно ее задело.

— Руби Элизабет, сядь и доешь свой завтрак.

Нора умела говорить таким тоном, что взрослая женщина мгновенно превращалась в ребенка. Руби послушно сделала то, что ей было велено. Нора подцепила кусочек бекона и с хрустом надкусила поджаристую корочку.

— Нам нужно съездить за покупками.

— Хорошо.

— Может, прямо сегодня утром?

Руби кивнула. Доев последний кусок, она встала и начала убирать со стола.

— Я вымою посуду. Тебя устроит, если мы двинемся через полчаса?

— Давай лучше через час, мне нужно как-то исхитриться обтереться губкой.

— Я могу приподнять твою ногу на веревке и опустить тебя в ванну, как якорь.

Нора рассмеялась:

— Нет уж, спасибо. Как-то не хочется утонуть нагишом с задранной кверху ногой. То-то был бы праздник для «желтой прессы»!

Руби не сразу осознала смысл ее слов, а когда осознала, повернулась к столу:

— Я бы не дала тебе утонуть.

— Знаю. Но стала бы ты меня спасать?

Не дожидаясь ответа, Нора развернула кресло и поехала в спальню, по дороге закрыв за собой дверь. Руби осталась стоять, глядя ей вслед.

«Стала бы ты меня спасать?»

Орден сестер святого Франциска появился на Летнем острове во время Первой мировой войны. Какой-то щедрый человек (вероятно, он вел такую жизнь, что его бессмертная душа оказалась в опасности) пожертвовал ордену больше ста акров прибрежной земли. Сестры, натуры не только высокодуховные, но и не лишенные деловой сметки, построили рядом с причалом, которому предстояло стать паромной пристанью, магазин. На пологих склонах за магазином они возвели обитель, скрытую от глаз туристов. Сестры выращивали скот и владели самым урожайным яблоневым садом на всем острове. Они сами пряли и ткали, красили ткань настоями трав, которые сами же и сеяли, и из полученной коричневой материи вручную шили себе монашеские одеяния. Обитель была готова принять не только любого члена ордена, но и женщин, бежавших от несчастной жизни и нуждавшихся в приюте. Этим женщинам предоставляли кров и то, чего им больше всего не хватало в жестоком и суетном большом мире, — время. Они занимались простыми повседневными делами, могли носить такую одежду, в какой ходили еще их бабушки, и общаться с Богом, связь с которым утратили.

По воскресеньям сестры открывали двери небольшой деревянной церкви для своих друзей и соседей.

С ближайшего острова приезжал священник и вел службу на латыни. Это была скромная церковь, где плач ребенка, заскучавшего во время молитвы, не вызывал возмущения, а к пустой тарелке для пожертвований относились с пониманием — что поделаешь, трудные времена!

Магазин «Господь даст пищу», открытый монахинями, по сей день оставался на острове единственным.