Мне показалось или на самом деле мимо пролетел мыльный пузырь и, сев на старую меховую шапку председателя, лопнул – «пх»?

Ну да, все становилось на свои места! У Феликса Петровича сломалась машина, отвозить отходы своей жизнедеятельности на свалку в километре от поселка он не мог, и не придумал ничего лучше, чем закапывать мусор в лесу…

– Завтра пятница, накопил за неделю, – приговаривал Пашка, щелкая вокруг мешка фотоаппаратом. – Ну, мы ему устроим захоронение отходов… Будет знать, как наш лес загрязнять!

– А что это вы тут делаете, а? – спросил Пашка, оскорбительно посмеиваясь.

Председатель на минуту опешил.

– А вам какое дело? – пробурчал он неуверенным голосом.

– А может, мы эти, зеленые… Если не хотите, чтобы мы все рассказали дачникам, вам придется выполнить наши требования.

– Да кто вам поверит, сопляки?

– Сопляки не сопляки, а фотоаппарат имеем. Улыбочку! – сказал Пашка и сверкнул вспышкой.

– Фотоаппарат и потерять случайно можно в лесу, – не сдавался председатель.

– Так у меня дома еще одна карточка лежит. Там много чего интересного, уверяю вас!

– Что вам надо? – недовольно гаркнул председатель.

– Да ничего особенного: выполните свое обещание и поставьте наконец мусорный контейнер возле нашего поселка! – набравшись мужества, выпалила я. – А то мы каждый год взносы платим, вы же только обещаете их на нужды поселка тратить. К вашему сведению, не у всех дачников есть машина. Бабушка Бурундукова вынуждена с мешочками по два километра шагать, чтоб от мусора избавляться! А вы кучу песка по дороге разбросаете, и вроде как на это все деньги ушли, а сами бани строите…

– Будет вам контейнер! – грубо прервал меня Феликс Петрович и, закинув мешок обратно на плечо, быстро потопал по направлению к поселку.

Папа взял пса на руки и долго разглядывал.

– А ведь он породистый! Натуральный жесткошерстный такс. И кто таких выбрасывает?

Пес лизнул папу в нос, а я рассказала историю про злостную тетю Настю.

Это подействовало на маму – из чувства противоречия и ощущения превосходства над тетей Настей она согласилась взять щенка.

– Как его хоть звать-то? – спросила мама, смирившись с новым членом семьи и поглаживая пса.

– Не знаю. Пока я Собакиным зову, но готова хоть на Сигизмунда, лишь бы вы разрешили его оставить!

– Ну что ж, Сигизмунд Собакин, добро пожаловать! – весело сказал папа.

И я была бы совсем счастлива, если бы завтра утром не надо было уезжать в Москву.

Вечером мы собрались у Машки на «закрытие сезона». Тут были и председатель с тетей Настей, и Бурундуковы, и новобрачные пенсионеры, и даже бабушка Дениса Бубенцова. Кузькины гордо подали к столу цесарку в яблоках. Я сказала, что была знакома с ней лично, и есть отказалась. Пока все наслаждались вкусом пернатого бывшего члена семьи, мы с Пашкой сидели в обнимку у костра и пытались запомнить каждый миг этого вечера. Костер тихо потрескивал, вечер был на редкость теплый, деревья шелестели листвой над нашими головами, и мне хотелось просидеть вот так, рядом с Пашкой, всю жизнь…

Сквозь сон я слышала, как за окном идет, идет, идет дождь…

Перед отъездом простилась с Пашей. Мы пообещали каждый день созваниваться и встречаться при первой возможности. Говорят, разлука для чувств – как ветер для огня. Маленькую искру она потушит, а костер раздует в пламя. Хотя, по мне, любовь – это скорее свеча, которая горит, пока не закончится фитилек.