– Ты мне не веришь….

– Шелби, – Рансом медленно выдохнул, – я не могу себе позволить снова поверить. Больше уже не могу.

– Всего лишь из-за этого? – воскликнул Шелби. Он кинул бумагу на пол и сделал шаг вперед. – Я не могу позволить тебе так ко мне относиться.

Рансом выпрямился. Он был на дюйм выше Шелби и воспользовался этим. Низким голосом, четко произнося каждое слово, он сказал:

– Ты будешь терпеть все, что я посчитаю нужным, брат. Подозрений в отношении тебя слишком уж много. Их хватит, чтобы опустить на твою шею топор. Только попробуй ослушаться меня, и я забуду о семейной чести и сделаю то, что сделал бы любой чиновник короля – предоставлю властям все улики.

– Семейная честь! – прошипел Шелби. – Начиная с какого века мы так беспокоимся о ней?!

Рансом смотрел прямо в полные ярости глаза Шелби:

– Ну-ка, расскажи мне. Расскажи мне все сам, Шелби.

Брат не выдержал и опустил глаза, но тут же снова взглянул на Рансома:

– Так, значит, ты думаешь, я получаю деньги от Бонапарта? Думаешь, за эти шестьдесят тысяч я продал Мерлин этому проклятому корсиканскому пирату?

– Он этого не д-д-д-делал! – Коридор осветился светом из открывшейся двери салона. В проеме стоял Вудроу, и хрупкая фигурка его отбрасывала на пол длинную тень. – М-м-м-мой п-п-п-а-а-п-па этого не д-д-делал!

– Мистер Вудроу! – За спиной мальчика показался мистер Пилл. Голос его звучал взволнованно. – Этот разговор вас не касается, милое дитя. Простите меня, ваша светлость, но, может быть, мне стоит попросить маму мальчика отвести его в спальню?

– В этом нет необходимости. – В коридор вышла Жаклин и взяла Вудроу за руку. Но, вместо того чтобы пойти к лестнице, она вместе с ним встала рядом с Шелби. – Я, так же как и Вудроу, хочу услышать обвинения против его отца.

Рансом посмотрел в сторону холла. Все присутствующие там постепенно перебирались в холодный мраморный коридор. Он выругался про себя.

– Вас это не касается, мадам! – воскликнул Шелби, взбешенный не меньше, чем Рансом.

Жаклин склонила голову. Ее прекрасные фиалковые глаза спокойно смотрели на него.

– Нет, касается.

– Почему? – Он на шаг отодвинулся от нее и поклонился всем остальным. – Жаждешь увидеть, как меня повесят? Изложи им суть дела, брат. Здесь есть уже и судья, и присяжные, чтобы меня осудить.

– Шелби, – предупреждающим тоном сказал Рансом.

– Нет уж, давайте приступим! Я сам начну. Дело очевидное, ваша светлость, улики неопровержимы. – Шелби безнадежно махнул рукой. – Ты сам так говорил минуту назад! Прежде всего необходимо понять, какую ценность представляет наша рассеянная Мерлин и почему ты ее сюда привез. Затем…

Рансом поймал Шелби под руку:

– Остановись.

Шелби рванулся от него, ноздри его дрожали от гнева.

– Нет уж, пусть все услышат! Они имеют право узнать, кого ты пригрел на груди. Теперь послушай: фургон жестянщика… кто привел ее туда? Это был я. Я заманил ее рассказом о шестеренке, и она попала прямо в ловушку, так ведь? – Голубые глаза его сверкали. – И я сам накачал себя зельем, разумеется! Чтобы отвести подозрение. Но главной уликой является, конечно, церквушка. Ведь кто еще знал о ней? Только ты, я и Блайз!

– Нет! Папа… – Вудроу попытался схватить его за рукав, но Шелби отстранился.

– Мы втроем поклялись хранить эту тайну.