Очереди у кабинета не наблюдалось. Комов вошел в дверь, вынул из кармана удостоверение и представился. Мужчина лет тридцати в сером, хорошо отглаженном костюме и при галстуке понимающе кивнул и предложил присесть. Как раз под портретом Сталина.

– Какова цель вашего посещения горкома партии? – задал он естественный вопрос.

Комов молча вынул командировочное предписание, где в графе «цель командировки» было прописано: «Выяснение ряда обстоятельств по уголовным делам». Подобные мутные формулировки были в порядке вещей. Поэтому референт не стал выяснять, какие именно обстоятельства привели сотрудника московского ГУББ в Одессу и горком партии, а спросил:

– И что вы от нас хотите?

– Хочу поговорить со вторым секретарем горкома.

Комов убрал документы в карман и вопросительно уставился на чиновника, ожидая ответа.

– Пройдемте со мной.

Референт встал и жестом предложил капитану следовать за ним. В приемной он пошептался с секретаршей, та проскользнула в кабинет секретаря, а через пару минут вышла и сказала, глядя на Комова:

– Вы следующий.

Очередь протестующее зашепталась. Какой-то мужчина вскочил, желая что-то возразить, но секретарша, надменная девица, остановила его, выставив вперед ладонь, – мол, сядь и заткнись.

Алексей вошел в кабинет и представился:

– Капитан московского ГУББ Комов.

Он сел напротив секретаря и достал документы. Секретарь, полноватый мужчина средних лет в дорогих роговых очках, внимательно прочитал предложенные бумаги.

– Слушаю вас.

Комов, соорудив серьезную мину и поймав взгляд секретаря, понесся с места в карьер.

– Я не проситель по поводу расширения жилплощади для многодетных семей, поэтому давайте без политесов и обиняков. Вы знаете такого персонажа по кличке Табак?

Лицо у секретаря дернулось, глаза забегали.

– Не припомню. А почему вы обратились именно в горком партии, а не в соответствующее ведомство?

«Врать-то не умеет», – подумал Комов.

– Потому что, Василий Олегович, это ваш сын Евсюков Евгений Васильевич. Вы в курсе, чем он занимается в последнее время?

– Н-н-нет, – выдавил из себя секретарь.

«Опять врет».

Евсюков нервно застучал пальцами по столу.

– Он руководил группой, совершившей диверсию, взорвав склад с аммиачной селитрой на химзаводе в Подмосковье и ограбив сберкассу в Москве. Имеются доказательства и свидетели, – сказал Комов. – До этого с его подачи была совершена попытка взрыва боеприпасов в Одесском порту, но теракт предотвратила военная разведка. А ваш сынок сбежал в Москву и продолжил противоправные действия там. А вы, стало быть, не в курсе? Мы его поймаем, и он сдаст вас с потрохами, – у нас умеют языки развязывать. А это статья 58—8  или даже 58—1а . Поинтересуйтесь.

Комов повторил фразу, сказанную Фомину:

– В уголовном кодексе родственные связи не являются смягчающим обстоятельством. Я уж молчу про ваши похождения по борделям и получение от них прибыли.

Алексей предпринял лобовую атаку. У Евсюкова затряслись губы.

– Что вы от меня хотите?

– Помощь в задержании диверсанта. Это будет наверняка оценено: пламенный коммунист выдал органам своего сына-преступника во имя завещаний великого Ленина и задач, поставленных Иосифом Виссарионовичем Сталиным. – Комов внутренне хохотал. – Только не надо врать, что вы с ним никак не связаны. Как его найти в Москве?

– Я ему давно говорил, что он связался не с той компанией. Но он не слушал, взрослый уже, – залепетал Евсюков, прекрасно понимая, чем все может для него закончиться, если дойдет до верхов, – и не таких сажали и расстреливали.