— Он, что ли, строгий, Леонид Сергеевич этот ваш?

— Он не строгий, он милый. Но, видите ли, Василий, он добросовестно и самоотверженно служит искусству. И если вы рассчитываете попасть в группу счастливчиков, принимаемых по разнарядке исключительно благодаря подходящему социальному происхождению, то зря. Леонид Сергеевич принимает за талант, если он чувствует в человеке искру Божию.

— У меня, стало быть, таланта нет? — огорчился Василий.

— Васенька, вы способный, — смягчилась Мария, — вас бы без способностей в театр не взяли бы, да и я бы тут с вами не сидела среди ночи с уроками музыки. Но вы безобразно ленивы! Давайте-ка садитесь за пианино, а то я за день так наигралась, что пальцы отекли. И спина ноет невыносимо. В моем положении не рекомендуется все же разъезжать целый день. А мы сегодня на трех площадках успели выступить. Литературномузыкальный монтаж «Наша Коммуна» в железнодорожном депо, сатирические сценки в Летнем театре, музыкальная драма «Матросы „Авроры“» в бывшей Александринке. Садитесь-ка, Васенька, за гаммы.

Мария встала, распрямила спину и вдруг, тяжело охнув, схватилась руками за спинку стула:

— Василий, мне доктора. Побыстрее.

Эльза Генриховна легко спустила ноги с кровати, накинула на плечи вязаную шаль и отправилась к двери, которую вот-вот, казалось, выломают.

— Ну и?.. — сказала она бодрым контральто, вплотную подойдя к двери. — У нас, слава богу, двадцать третий год на дворе, а никак не восемнадцатый. Что вы колотите среди ночи? Во времени заблудились? Что ж, бывает.

— Эльза Генриховна, это я, это я. Срочно нужна ваша помощь, Эльза Генриховна!

— Ах, это ты, майн либер! — завозилась с щеколдой Эльза Генриховна. — Что стряслось, мон амур?

— Я не Амур, Эльза Генриховна, я Василий!

— Да что ты говоришь? Неужто? — издевалась старая перечница Эльза. — А я-то думала. Я-то надеялась. И по какому же случаю, Васька, ты меня столь бестактно вырвал из объятий Морфея?

— Кого — объятий? — выпучил глаза встрепанный и потный Василий.

— Морфея, — любезно объяснила зараза Эльза. — Что тебе приспичило? Этажом выше в сорок восьмой номер было уже не подняться? Там Мисмис — в прошлом Мунька Месерер, из бывших, ей еще и шестидесяти нет — принимает тех, кому приспичило. Всего-то за полмешка картошки. Желаешь, протекцию составлю?

— Полмешка? Она ее что, всю съедает? — растерялся сбитый с толку Василий.

— Нет, на Кузнечном рынке продает. Так рекомендовать?

— Эльза Генриховна! Тьфу на вас! Шуточки ваши. У вас шуточки, а у меня политрук рожает!

— Ах, они и это уже умеют? И кто же его, прошу пардону за коннозаводческую терминологию, столь успешно покрыл? Васька?..

— Эльза Генриховна!!!

— Да нет, мне просто интересно! Сколько лет роды принимала, но такого казуса. Политрук, твою мать!

— Эльза Генриховна!!!

— Васька, мне по меньшей мере семьсот лет, и я отошла от дел, устала я. И тебе это, паразит, известно. Уволь меня у политруков роды принимать. Стара я для новомодных фокусов. В моем возрасте по ночам спать следует.

Эльза Генриховна помолчала, изобразив глубочайшую задумчивость, а потом томно спросила:

— А через что он, интересно, рожает-то? Хотя понятно: все они через ж… новый мир строят. Новый! Скажите!

— Эльза Генриховна!!! Это она, а не он! — Васька старался не обращать внимания на беспрецедентные по своей разнузданности контрреволюционные высказывания старой повитухи.