Отойдя от стола, Саша стал надевать на себя броню и поножи, на что ушло примерно пятнадцать минут. Подпрыгнув пару раз на месте, присев и повертев корпусом, юноша удостоверился, что ничего не мешает, и направился к выходу из лагеря стрелков. Поспел он как раз вовремя. Построившиеся воины, а за ними и разношерстные ополченцы двинулись в сторону северной стены. Его внешний вид удостоился особого внимания — некоторые даже высовывались из строя, чтобы поглазеть на необычную броню чужака, за что не преминули получить по холке от командного состава. Бежали легко и молча, только резкие выкрикивания десятников нарушали этот мерный бег.
Саша бежал в хвосте отряда, успевая вертеть головой во все стороны и разглядывать все вокруг. Дорожка, ведущая вдоль стены, по которой он пришел, разделялась на две части. Именно по второму пути, уходящему, видимо, в глубь города, отряд продолжил свой бег. Десяток Олава оказался в полусотне, которой предназначалось вступить в бой с противником на северной стене. Костяк подразделения насчитывал два неполных десятка воинов — их юноша насчитал восемнадцать, а остальной личный состав состоял из ополченцев, одетых кто во что горазд. Из исторических книг у Саши сложилось мнение об ополчении как о самой небоеспособной части войска. Эти люди, крестьяне и охотники, не могли ходить строем, плохо реагировали на команды десятников, но зато они с детства умели стрелять из лука.
И вот сейчас Саша бежал в хвосте колонны рядом с такими людьми. Одного взгляда, брошенного на их оружие, было достаточно, чтобы убедиться в достаточно высокой боеспособности отряда. Город, если можно так назвать деревянные избы, приютившиеся вдоль городских стен, встретил появление бойцов легким переполохом. Народ предвкушал скорый праздник, объявленный конунгом, а тут такой облом — северную стену штурмуют. Мужчины, вооруженные копьями и топорами, спешно двигались наперерез отряду стрелков в сторону главных ворот — скорее всего, спешно собранное подкрепление защитникам ворот. Следом за ними бежали мальчишки, таща пучки стрел, деревянные ведра с водой и мотки серой льняной ткани. «Эх, разжиться бы стрелами, — пронеслось в голове у Саши, смотрящего вслед удаляющимся мальчуганам. — Может, на стене у кого-то найдутся».
Саша бежал в хвосте отряда и думал, что он стал как сухой лист, упавший в бурный горный поток. С момента встречи с Альди он будто плыл по течению этого потока — бездумно и бесконтрольно, уже ничего не решал, не выбирал дорогу, даже не думал о своей дальнейшей судьбе. За него это делали другие. Его как будто вели за руку, указывая путь. И сейчас он несся рядом с воинами, прикидывая свои дальнейшие действия в бою, моля Бога, чтобы тетива не лопнула, чтобы лук не подвел, чтобы стрелы не поломались. Много было мыслей, только вот сознание, что им руководят, мало нравилось принцу.
Желание изменить это положение дало неожиданное прозрение, словно в нем проснулось что-то, ранее дремавшее. Он уже не чувствовал себя марионеткой в руках невидимого кукловода. «Дисциплина в отряде — это хорошо, но я не обычный ополченец. Я — Ксандр, принц Меленвиля! Даже король! Я рожден повелевать и побеждать!» — неожиданные мысли и чувства охватили его разум. Принц словно увидел себя, бегущего среди обычных воинов, со стороны и заглянул внутренним зрением за стены Хирмальма — что-то подсказывало ему об опасности, таящейся за ними. Но угроза таилась не впереди, а именно сзади, откуда они только что прибежали.
Принц вдруг остановился как вкопанный и обернулся назад. Сила сама собой вливалась в его тело — такого с ним еще не происходило! Что-то злобное и ожесточенное приближалось со стороны южной стены. Эта всепоглощающая ненависть и голод — страшный, лишающий разума голод — неслись сейчас с юга. Он ощущал эту злобу, рвущую на части мозг! Ощущал каждой частичкой своего тела! Мозг, казалось, был парализован ударившим, как молния, разрядом. |