Изменить размер шрифта - +
А если собираешься меня задержать, так я вызову своего адвоката, и он сегодня же свяжется с судьей. Ты заблуждаешься: это я тебе могу предлагать сделку, а не ты мне.

Баум после этой тирады остался столь же доброжелателен:

— Что ж, Альбер, готов тебя выслушать.

— Ты отправляешь меня домой прямо сейчас на одной из ваших машин. Сначала ещё угостишь меня чашечкой кофе — и тогда уж я обещаю, что мои друзья в сенате не учинят скандала по поводу отсутствия дисциплины и твердого руководства в вашей конторе. И это ещё не все, — он помедлил и добавил: — Леннуа из вашего министерства кое-чем мне обязан — это будет неплохой случай для него оказать мне ответную любезность.

Взгляд Баума из-под кустистых бровей оставался неизменно добродушным. Он молча наблюдал, как дым из трубки Шавана клубами заполняет комнату.

— Боюсь, Альбер, ты не совсем уловил сложность ситуации, — вздохнул он. — Мы слишком давние друзья, чтобы на тебя обижаться. Что касается моей репутации, твой Леннуа может блеять в уши министру сколько влезет — мне ничего не будет. Послушай-ка лучше меня внимательно.

Он разлил кофе по чашкам: мне, себе и Шавану. Тот закурил. Шум в коридоре к этому времени стих, шаги и голоса доносились откуда-то издали.

— Я вижу, у тебя сложилось ложное впечатление, будто Вавр хотел бы похоронить дело Маршана, а мы с Пэнмуром норовим его раздуть. Ничего подобного. Это дело имеет, я бы сказал, трансатлантический аспект, а потому требует особой деликатности — другими словами, секретность должна быть гарантирована. В то же время — в чем и состоит самая суть — оно имеет аспект чисто европейский. Ты не состоишь больше у нас в штате так что особо распространяться не стану, но именно этот второй аспект, и только он важен для Вавра. И если твой Леннуа или ещё кто-нибудь из твоих прикормленных депутатов попробует возникать в сенате с этим делом, Вавру это ох как не понравится.

Это прозвучало убедительно, — как отлично разыгранная сцена из спектакля. Шаван пожал плечами, усмехнулся:

— Неплохо, Альфред, ей-Богу, неплохо. Но при чем тут я?

Баум провел ладонью по щеке.

— Очень жаль, Альбер. Я подумал, что ты бы счел за лучшее отмыться от своих трансатлантических связей, чтобы они не появились в твоем досье. Но как я могу это гарантировать, если ты упорствуешь? Тебе следует знать, что мистер Хенк Мант подставит тебя в любую минуту. И когда это произойдет, никакие друзья не помогут.

— Не тебе судить, Альфред!

Баум задумался на минуту, принял решение:

— Вот что, Альбер, тебе нужно время для размышления. Когда что-то решишь, поставь меня в известность.

— Заговорит! — убежденно произнес Баум, когда за Шаваном и его стражем захлопнулась дверь. — Не захочет же он, чтобы прямо на обложке его досье было крупными буквами написано: "Связан с ЦРУ".

И он оказался прав. Весь день продолжались допросы арестованных, от сотрудников время от времени поступали данные — довольно скупые. Никто не склонен был болтать — даже перспектива провести рождественские праздники в камере не развязывала языки.

Поздно вечером Баум приказал доставить к нему Радеску — сомнительного владельца "Софранала".

Несколько минут спустя в кабинете появился коротенький, лысый, пухлый человечек лет шестидесяти. На груди, на кармане светло-голубого пиджака рядом с лейблом "Пьер Карден" были вышиты буквы "IR". Держался он с достоинством, хотя и несколько елейным:

— Ах, месье Баум, для меня большая честь встретиться с вами, я столько слышал о вашей работе и всегда восхищался.

— Ничего вы о моей работе не знаете, Симянский, не тратьте слов попусту. Садитесь.

— Я вовсе не Симянский, месье, с чего вы взяли? Мое имя Радеску, Ион Радеску, — он ткнул пальцем в вышитые на кармане буквы.

Быстрый переход