— Может, сердечные неурядицы? — сделал я ход конем.

— Ну уж нет! — почти выкрикнула она.

— Откуда такая уверенность?

— Знаю — и все!

Я спросил, когда она в последний раз видела министра, но вопрос как бы не был услышан. Однако я не сдался:

— Вы встречались с ним после 1962 года, когда перестали работать у него?

— Конечно, — сказала она, в голосе мне почудилось легкое колебание.

— Позвольте вас спросить — почему после девяти лет работы с ним вы уволились?

— У нас были… другие отношения.

— Тем более вы могли бы знать причину, побудившую его свести счеты с жизнью.

— Никто не знает её лучше меня. Ни один человек!

Я старался разговаривать с ней как можно мягче, хотя понимал, что это дикое существо вряд ли можно подкупить лаской или подачками. Она находилась в состоянии ожесточенной войны со всем миром и готова была расцарапать каждого, не разбирая, друг это или враг — лишь бы оказался в пределах досягаемости её когтистых лап.

— Так скажите, мадемуазель, почему умер Андре Маршан?

Еще одна сигарета судорожно потушена, ещё одна закурена. Руки её тряслись, она никак не могла поднести спичку к концу сигареты.

— Возьмите мне, пожалуйста, ещё рюмку, — не попросила, а скорее потребовала она. Заказав выпивку, я помолчал, не решаясь повторить свой вопрос.

— Откуда мне знать — может, вы собираетесь написать о нем очередной пасквиль, облить его грязью?

— Поверьте, это не так, — сказал я. — Меня самого страшно удивила та недоброжелательность, которую высказали по отношению к министру все, с кем мне довелось говорить. Хотелось бы услышать непредвзятое мнение. Я собираюсь рассказать людям правду.

Но и после этих слов Анни Дюпюи продолжала смотреть на меня с подозрением. Вероятно, она больше не верила никому. Скинув пальто с плеч, она повесила его на спинку стула. Ее можно ещё было счесть привлекательной, хотя наверняка она изменилась с тех пор, как министр обратил внимание на эту женщину с огромными голубыми глазами и колючим, непримиримым нравом.

Еще и сейчас его можно было понять.

— Они его довели, — в голосе её прозвучала даже радость какая-то, будто она тысячи раз пыталась про себя решить эту загадку и пришла, наконец, к окончательному выводу.

— Кто довел?

— Коммунисты. Их дружки. У них же всюду дружки, даже в министерстве иностранных дел. Да-да, — кивнула она убежденно, — Министр сам мне говорил.

— А зачем им это было надо?

— Потому что им претит честность и порядочность. Потому что он был для них первейшим врагом.

— Но как им это удалось? Что такого они могли сделать, чтобы заставить его… — я оборвал фразу, опасаясь какой-нибудь вспышки. Она единым глотком осушила рюмку:

— Они распускали о нем всякие слухи. Мерзкие, грязные. — Слезы выступили у неё на глазах, покатились по щекам. Она будто и не заметила этого, замолчала, ушла в себя. Напрасно я ждал продолжения.

— Что они о нем говорили?

— Будто он был коллаборационистом и тайным агентом гестапо. — Эти слова дались ей с немалым трудом.

— Я слышал об этом и ни на минуту не поверил, — сказал я. — Не могу понять, откуда пошла такая молва?

— Да от коммунистов же!

— Но когда газета "Либерасьон" затеяла кампанию против Маршана, "Юманите" её не поддержала. А что им стоило, если они имели против него зуб?

Но таким пустяком, как факт, её нельзя было сбить с придуманной ею версии:

— Они не дураки, эти коммунисты, они предоставили гробокопателям из "Либерасьон" проделать всю грязную работу, а сами вышли чистенькими.