ГЛАВА 24

Париж принаряжался к Рождеству, будто старая упрямая кокотка. Тысячи лампочек на припорошенных снегом деревьях вдоль Елисейских полей сверкали, как фальшивые бриллианты. Роскошные магазины на Фобур-Сент-Оноре, по соседству с английским посольством, дошли до такой изысканности, что даже казались несколько вульгарными. В витринах кондитерских красовались большие шоколадные поленья — подобие тех, что будут гореть в сочельник в каждом очаге. Кристиан Диор предлагал своим покупателям постели для кошек с матрасами из меха норки — прекрасный рождественский подарок тем, у кого есть все на свете, даже кошка.

Прямо в аэропорту я взял напрокат "Рено" и поехал в отель на улице Флерюс, пребывая в счастливом неведении о том, какое огромное несчастье ждет меня впереди. Да и как я мог его предугадать!

Из отеля я первым делом позвонил Изабел и пригласил её поужинать вместе.

— В Париж занесло одну мою почтенную родственницу. Но к девяти освобожусь.

— Отлично, — сказал я и тут же набрал номер Баума.

— Приходите ко мне на работу, — предложил он. — Не забудьте — я на третьем этаже, а не на седьмом. Ха-ха! Давайте прямо сейчас.

Чтобы добраться до штаб-квартиры ДСТ, пришлось взять такси: на улице Соссе всегда проблема с парковкой. Баум встретил меня радушно:

— Садитесь, мой друг, и полюбуйтесь на этих молодчиков, — на столе перед ним аккуратными пачками были разложены фотографии, — Может, кого-то узнаете.

Я тщательно просматривал снимки — сплошь арабы, но ни одного знакомого лица. Зато повезло с сотрудниками "Софранала".

— Одну камеру мы установили напротив входа, на первом этаже, объяснил Баум. — Использовали также крытый грузовик. В объектив попали, во-первых, все, кто работает в здании, то есть те, кто приходит утром и уходит вечером. Во-вторых, визитеры — их фотографии посмотрите отдельно, хорошо?

Специалисты из контрразведки времени не пожалели, сфотографировав целую армию людей, входящих в двери и выходящих из тех же дверей. Просмотрев примерно половину пачки, я обнаружил изображение мужчины высокий, сутуловатый, в плаще и темной шляпе.

— Та-ак! — приветствовал я его, — Вот он, наш самозванец! Лже-Баум…

Баум забрал у меня снимок, положил в тетрадь. Через минуту ещё один знакомец — плечистый, без шляпы, но в меховом пальто.

— Один из тех, кто меня бил.

Баум взял и этот снимок, а я принялся искать второго своего мучителя, но напрасно. Баум смахнул со стола в ящик все просмотренные снимки и водрузил передо мной последнюю пачку со словами:

— Теперь визитеры.

Самой верхней оказалась фотография Альбера Шавана. Крупный, вальяжный, он только что вышел из дверей и глянул прямо в объектив.

— Так и знал, — улыбнулся Баум, заметив мое недоумение. — Я сам сильно заинтригован.

И снова неожиданность: фотография весьма непрезентабельного субъекта. Кричаще яркое клетчатое пальто, в руке — нечто вроде мехового треуха, короткая стрижка, взгляд устремлен куда-то вбок — Хенк Мант собственной персоной.

Я взглянул на Баума, он улыбался, но глаза из-под кустистых бровей внимательно прощупывали меня.

— Я многое вам должен рассказать — многое, что связано с этим типом.

— Надеюсь, что в своем рассказе вы не обойдете и того, что произошло в Конше.

— Безусловно, — отозвался я.

Поскольку больше смотреть было нечего, Баум велел принести кофе. Когда пожилая суровая секретарша явилась с дымящимися чашками, он откинулся в кресле и пригласительно помахал пухлой рукой: мол, начинай.

— Я предпочел бы говорить в другом месте.

Кустистые брови взлетели вверх:

— До такой степени нам не доверяете?

— К вам лично это не относится.