— Как долго?

— Еще с неделю, скажем.

Киллигрю дернулся, будто желал высказаться, но передумал.

— Досадно, Эндрью, — произнес министр, — Знаете, премьер меня просто затрахал. Не могу отрицать, что у нашего премьера множество достоинств, но терпение — не в их числе. Напористость, сила убеждения — это да. Но он нетерпелив. Никак в толк не возьмет, почему наши спецслужбы так долго не могут дать простой ответ на простой вопрос. Необходима секретность — я это понимаю, а он нет. Да и ни к чему ему это — у него своих забот полно. Так что, судите сами, джентельмены, какое на меня оказывается давление, министр отхлебнул из бокала, никто не решился вставит слово. Он медленно обвел взглядом присутствующих.

— Что, Денверс? — обратился он к тому, кого Пабджой счел кэгэбэшником. — У вас есть соображения по этому поводу?

— Нет, господин министр, — Денверс не проявил волнения, но постарался спрятать глаза за своим бокалом с шерри.

— А у вас?

— Ничего, сэр, — браво отрапортовал Киллигрю.

— Требуется моя помощь, джентельмены? — ядовито спросил министр.

— Позвольте мне, — решился я. Киллигрю глянул на меня с изумлением, будто впервые обнаружив мое присутствие.

— Пожалуйста, Кэри, — пригласил министр, — Что там у вас?

— Я думаю, нам было бы полезно ознакомиться с протоколами встреч, которые состоялись у Маршана здесь, в Лондоне.

Министр почесал в затылке.

— Гм, это не так-то просто. Это ваш департамент, Денверс. Можно получить протоколы?

— Только заключительные выводы, — Денверс предвидел международные осложнения, он их вовсе не жаждал.

— Мне тоже так кажется. Но постарайтесь сделать все, что можно. Проясните вопрос в службе безопасности НАТО, не ставя их в известность, зачем нам понадобились протоколы.

Денверс не ответил. То ли он собирается выполнить просьбу министра, то ли готов убить его на месте — по виду не скажешь.

— Что еще, джентельмены? — даже природную живость нашего хозяина заморозили, наконец, мрачные, непроницаемые гости-жрецы госбезопасности, Вы считаете, что расследование приведет нас к большому скандалу? — его глаза смотрели на Пабджоя умоляюще.

— Вам не о чем беспокоиться, господин министр.

— Вот и отлично. Я доложу премьеру, что вы пока ещё не пришли к окончательным выводам, но ничего ужасного не предвидится. Такова ваша точка зрения, не правда ли?

— Именно так, сэр, — ответствовал Пабджой.

— Вивиан свяжется с вами, как только мы получим протоколы из НАТО.

Когда мы с шефом вышли на Уайт-холл, я спросил, зачем ему понадобилось заранее представлять результаты расследования как вовсе безобидные, когда уже совершенно ясно, что они прозвучат подобно взрыву бомбы.

— А я ничем не рискую, Кэри, — усмехнулся он, — Результаты расследования — это одно, а доклад о них — совсем другое. Между ними пропасть. Мы, разумеется, обязаны знать, что произошло на самом деле, а министр иностранных дел вовсе не обязан. Господи, да он сегодня только и делал, что пытался внушить нам: не сообщайте ничего, что могло бы меня огорчить.

— Почему бы тогда просто не сказать ему, что все, мол, в порядке?

— Это было бы слишком просто, Кэри. Пусть как следует попотеет — а то не почувствует облегчения, когда мы снимем с него груз. Пусть ещё недельку поволнуется.

Я счел за лучшее не углубляться в тему. В конце концов, политика — это не мое.

Я как раз был в кабинете Пабджоя во вторник, когда Гарри объявил, что готов доложить о результатах.

— Давай прямо сейчас, — велел Пабджой. В ожидании Гарри мы сидели молча.