Голландец прекратил борьбу.

Черный свет сильно ударил ему в грудь. Невероятная боль пронзила его насквозь. На этот раз он не выдержал и вскрикнул.

— Покажи мне, кто ты такой! Покажи, что ты такое! Открой мне правду и скажи, как можно отослать это проклятое чудовище.

Несмотря на боль, Голландец все же удивился, как может его сумасшедший мучитель ожидать, что он ответит на его вопросы в такой момент, особенно если скиталец сам не знает ответов.

Затем в его мозгу поплыли образы. Боль, видимо, ускоряла их появление, создавая непрерывный поток воспоминаний и мыслей, в деталях показывающий жизнь человека, приведшего к гибели столько миров. Он вновь видел ту историю, о которой рассказывал Майе, но более подробно.

Давно похороненные воспоминания всплывали вновь, заставляя его стонать от чего-то иного, кроме боли, порожденной прибором Черного Принца.

Снова его Майя была для него потеряна из-за его самонадеянности и высокомерия, снова его Майя умирала вместе со всеми…

«Мария, не Майя», — поправила какая-то часть мозга.

Но все же странно. Каждое воспоминание о его потерянной любви заместилось образом женщины, которая плавала с ним на «Отчаянии», а затем вместе с ним явилась в логово этого сумрачного зверя. Каждый раз, когда он пытался вызвать образ Марии, перед ним вставал образ Майи.

Сквозь боль и воспоминания ворвался надменный голос Сына Мрака:

— Невероятно! Ты и в самом деле просто пешка. Он захватил тебя, как единственное существо, несущее на себе след моего появления… Я даже не могу вспомнить твой водянистый мир, однако благодарю за то, что ты послужил мне маяком. Рано или поздно я бы все равно вломился, но с твоей помощью это оказалось намного легче.

«Вломился? Куда вломился?» Он не понимал. Теперь боль была уже нестерпимой. Даже воспоминания исчезли одно за другим.

И вдруг без всякого предупреждения боль прекратилась.

Голландец открыл глаза, он даже не помнил, когда их закрыл, и обнаружил, что смотрит не в темное лицо своего мучителя, а, на что?

Это был свет, и не свет. Он перемещался, там и тут касаясь его, фокусируясь на голове. Пришли непрошеные мысли, его мысли, но направленные кем-то другим.

И вновь он переживает свои эксперименты. Но в этот раз к нему приходит новое знание. Энергия, которая проскользнула в его мир, вовсе не проскользнула, ее туда направили, будто вбили клин. Силой, стоящей за этим клином, был злобный разум, пытающийся выжить после того, как взорвалась его собственная вселенная, взорвалась из-за действий этого разума. Ему не было дела до тех, кто жил с другой стороны, другая сторона для него означала лишь продление собственной жизни.

Теперь Голландец понимал, что его эксперименты в каком-то смысле задержали этот разум, а в чем-то ему помогли. Он действительно приоткрыл калитку, но его манипуляции этими силами лишили их истинной мощи. Сумей он продолжить работу с этими силами, он смог бы ослабить их повелителя настолько, что разрыв затянулся бы полностью, спасая его мир и прекращая подлое существование того, кто не имел права требовать себе все новых и новых миров.

Осознание этого факта чуть не раздавило Голландца.

Не он был причиной смертей. В них повинен другой, злобный разум, не желавший умирать со вселенной, которую он разрушил, это Сын Мрака.

Мир Голландца не был первым из разрушенных этой силой, даже не вторым. Между его миром и вселенной Властелина Теней лежало множество других. Сыну Мрака не было до них никакого дела. Они лишь давали ему точку отсчета, откуда можно искать путь следующего побега. Жизнь, вселенная — ничто не было для него свято, кроме него самого.

Силы, которые он сосредоточил вокруг себя, давали ему огромную власть, но это были силы разрушения, противостоящие законам, удерживающим материю от распада.