– Не… не это… – сбивчиво залепетал несчастный. – Царь‑батюшка наш прибыть во дворец просит немедля. Дело у него тайное, военное… И спешное‑е‑е…

– А милиция‑то здесь при чем?

– Никитушка, – тихо вмешалась Яга, – уж ты не мучай мальчонку, сделай милость – сходи. Ты ж Гороха знаешь: сей же час не придешь – он посыльных под кнут отправит. В отделении на утро вроде и дел‑то нет, а ежели что, я уж тут присмотрю. Сходи, уважь старуху, не пожалей сапог. А хошь, я Митьке крикну, чтоб кобылу запрягал?

Я пожал плечами: в конце концов, почему бы и нет? К царю идти в любом случае придется. После разгрома Черной Мессы Горох оценил мои дипломатические способности и теперь частенько советовался по разным вопросам государственной политики. Не знаю уж, чего у него там «спешного‑военного», но прокатиться в телеге по ветерку в принципе не так уж проблемно.

– Ладно, ребята. Возвращайтесь к начальству с чувством выполненного долга. Я буду следом, минут через пятнадцать. Оркестр к подъезду можете не подавать.

Кто бы знал, к каким серьезным последствиям приведет меня это дело… А начиналось все, как видите, буднично…

Конец августа. Еще очень тепло, и воздух напоен ароматами Яблочного Спаса. Крестьяне свозят в столицу урожай, уродились богатые хлеба, жизнь кажется щедрой и сытной, а думать о росте преступности нет ни малейшего желания. Хотя и надо бы… По некоторым сведениям, в Лукошкине сейчас участились случаи мошенничества и тайного грабежа. Ходят слухи о карточных притонах, и неоднократно в отделение захаживали смущенные мужики с просьбой вернуть пропавшие деньги. Пили, дескать, грешным делом, да не вспомнят, где и с кем. В себя приходили на каком‑нибудь пустыре, в бурьяне, естественно, без гроша. А некоторые так вообще в одних подштанниках… Ругаешь их, дураков, но и воров тоже ловить надо. Не нравится мне эта мафия шоу‑бизнеса местного разлива, пора браться за них всерьез…

Митька, сидя на передке, что‑то бубнил себе под нос. То ли ругался, то ли азбуку по‑филимоновски повторял, что, впрочем, почти одно и то же… Сам был с утра необыкновенно задумчив и молчалив, наверняка разрабатывал в голове план очередной облавы на тетку Матрену. У каждого из нас есть свой пунктик. У Митьки это вечная борьба за качество и количество кислой капусты. Он ее ведрами может есть, без перерыва, с таким номером впору в цирке выступать, куда слабонервных не пускают. А насчет частушечных намеков Бабы Яги… я же всерьез и не спорю. Жениться человеку, разумеется, надо, и у меня даже были определенные подвижки по этому поводу. Ну, приглянулась слегка одна фройляйн с немецкого подворья. Я там поинтересовался деликатно у посла – фигу, девица еще с пятилетнего возраста помолвлена с ном кайзеровского портного. Что‑либо менять поздно, у них, у католиков, с этим делом строго, да и сама девушка, оказывается, по‑русски – ни бельмеса. Почти как я в немецком… Вот такие дела. Ладно, женитьба – не волк, поймаешь – не укусит. В Лукошкине тоже красавицы одна к одной. Ну, хоть вон вроде той смуглой девчоночки у кожевенной лавки. Я невольно повернул голову и засмотрелся… Девушка действительно выгодно отличалась от статных городских барышень. Явно деревенская, и по костюму видно, и держится не очень уверенно. Коса черная как смоль, а кожа загорелая, словно после солярия. Глаза большущие, то ли карие, то ли темно‑синие, отсюда не видать. Ростом выше среднего и сложена так, что далее под мешковатым сарафаном фигурка чувствуется… Словно бы заметив мой взгляд, девушка обернулась, зыркнула на меня своими выразительными глазищами и скрылась в лавке.