А больше и не увижу. Настроение, и без того тревожно-взвинченное, упало до земли.
— Знаешь, что интересно? — продолжила Тин. — Ты на свою мать становишься похожа. Волосы, овал лица, абрис губ. Пока говорить, конечно, рано, но общее сходство уже сейчас заметно. Только глаза у нее были серые, а не как у тебя, золотисто-карие. И моя была того же типа — каштановые волосы, серые глаза, худенькая. Видно, это отец у меня черноволосым да зеленоглазым был.
Это все я уже знала, но сколько б она ни повторяла короткий рассказ о моей матери, готова была слушать снова и снова.
Мы побрели дальше…
Увидев под корнями ели кустик брусники со спелыми ягодами, присела, чтобы влезть под ветки и оборвать. Чуть дальше росло еще несколько. Пока собирала в ладонь ягоды, думала о маме. И оказалась совершенно не готова к тому, что внезапно на меня навалилась тяжесть, а рот зажала грубая ладонь.
— Поймал! — раздался громкий шепот за спиной.
— Зимка, держи ее крепче! Щазз придем, поможем… только утащить эту заразу надо куда подальше. А то травница увидит — проклянет!
Ох! Тин, где ты?! Забилась выброшенной на берег рыбой, но зря — рука держала крепко, не давая закричать. Вторая лапа сунулась под рубаху, царапая спину ногтями, и потянула пояс портов. Я почувствовала, как от моей ненависти мир становится красным — не позволю! Руки прижаты, так мне они и не нужны! Снег мой, друг мой — где ты? Тут? Так пусть под рукой, зажимающей рот, вспыхнет огонь!
Заорали мы с Зимкой оба. В голос. Он — от неожиданной жалящей боли. Я — оттого, что перестаралась и обожгла себе подбородок.
Тяжесть со спины исчезла. Послышался треск, а потом холодный голос Тин произнес:
— Парни, а вы тут что потеряли?
— Да-а… да-а… — я узнала голос Ельки. — Да она упала, а мы помочь подняться хотели!
Я села, одергивая тунику и отряхивая от хвои живот и колени. Подбородок ныл, но я не собиралась этого показывать — ведь специально запалила огонь так, чтоб его не видно со стороны было. С ненавистью уставилась на сидящего рядом на земле рыжего Зимку, баюкающего руку. Елька с Иржиком стояли невдалеке, у большой ели.
— Так, значит, вас помочь прислали? — Тин обвела троицу тяжелым взглядом.
Парни, сглотнув, кивнули.
— Да, Хрунич обещал мне к зиме прислать кого-нибудь, с дровами подсобить. Так это вы?
Так. Кому-то сейчас сильно не повезет.
Парни кивнули снова.
— Вот и отлично! — милостиво качнула головой моя наставница. — Вон как раз пригорочек с подходящими сухими елками. Вы ж парни сильные? Вот берите по одному бревну, они не толстые. Нам как раз пора домой поворачивать, вы следом и пойдете. Донесете, распилите и свободны!
Вся злость у меня прошла, стало даже смешно. После того, как эти козлы протащат бревна по оврагам да буеракам, а потом еще на поленья попилят, им уже не до беготни за девками будет.
— Ну, что встали? Давайте, по бревну на плечи — и вперед! — в голосе Тин звучали повелительные нотки.
Парни с обреченным видом поплелись к косогору.
Через час мы подошли к дому. Следом тащились три потные, пошатывающиеся, матерящиеся под нос фигуры с длинными, толщиной в ногу лесинами на плечах. Тин как ни в чем не бывало зашла в избу, вынесла оттуда пилу и большой ковш воды. Отдала парням:
— Давайте, козлы вон там, поленница за сараем. Распилите — свободны, — повернулась ко мне. — А ты, Мири, иди пока в избу, травы разбери.
Зашла за мной следом, подмигнула:
— Ну, думаю, их ты видишь в последний раз.
Все же какая Тин умная! Не просто приструнила гадов, а припахала к делу и нагрузила так, что им долго еще в эту сторону и глядеть не захочется!
Парни провозились с дровами почти до заката. |