Почему бы вам не отправиться в Рим вместе со мной?
В мои планы как раз входило положить конец слишком затянувшемуся пребыванию в Болонье. И потому я принял его приглашение, рассудив, что путешествие в компании с Джованни Медичи может быть сколь приятным, столь и безопасным, ведь к нему не осмелится приблизиться ни один разбойник. На следующий день я, Маддалена и Джузеппе пустились в путь в окружении устрашающих воинов из Черных банд, ставших нашими чрезвычайно предупредительными друзьями.
* * *
После трех дней пути мы достигли резиденции Джованни — восхитительного замка Треббио, где и заночевали. На следующий день на заре миновали Флоренцию.
— Вы, должно быть, единственный из Медичи, кто незнаком с этим городом! — воскликнул кондотьер.
— Мы чуть было не остановились здесь с Гвичардини по дороге на Павию, но время поджимало.
— Что за варвар это время, помешавшее вам увидеть Флоренцию! И на сей раз у нас его нет, но я не прощу себе, если не покажу вам ее.
Никогда прежде не приходилось мне осматривать город с войском в качестве сопровождения. Вдоль виа Ларга и до дворца Медичи, куда мы некстати нагрянули, был устроен настоящий утренний смотр войск. Привратник вышел нам навстречу, приглашая войти, но Джованни резко отказался.
— Дома ли мессир Алессандро?
— Думаю, они почивают.
— А мессир Ипполито?
— Тоже. Прикажете разбудить?
Джованни презрительно передернул плечами и двинулся прочь. Вскоре он указал мне на строящееся здание:
— Церковь Святого Лаврентия. Здесь теперь трудится Микеланджело Буонарроти, но входить я не осмеливаюсь, он может выставить за дверь. Наше семейство он не любит, да и нрав у него крутой. Впрочем, оттого он и вернулся во Флоренцию. Большая часть наших великих мастеров обосновалась в Риме. Но Лев X, собравший вокруг себя целую плеяду талантливых людей, все же предпочел удалить Микеланджело и поручить ему этот заказ.
Джованни двинулся в сторону Домского собора. По обеим сторонам улицы стояло много прекрасных домов, но таких роскошных, как в Риме, все же не было.
— Вечный город полон произведений искусства, — признал мой проводник, — но Флоренция сама по себе — шедевр. Флорентийцы — авторы всего самого лучшего, что производится.
Точно так же вам скажет и житель Феса!
Когда мы достигли площади Синьории, какой-то знатный человек приблизился к Джованни, чтобы перекинуться парой слов, а в это время вокруг раздалось: «Palle! Palle!»
— Только не думай, что всех членов нашего рода приветствуют подобным образом. Я единственный, к кому Флоренция еще относится с почтением. Если б, к примеру, мой кузен Джулио, я имею в виду Папу Климента, оказался ныне здесь, его бы освистали. Да он и сам это знает.
— Это ведь ваша родина?
— О да, мой друг, Флоренция — забавная любовница Медичи! Когда мы вдали, она громко взывает к нам, когда мы с ней, она нас проклинает.
— А чего ей надобно сегодня?
Он задумался. Остановив коня посреди улицы, у въезда на Понте Веккьо, на котором толпа, завидя его, заблаговременно расступилась, приветствуя своего героя, — он изрек:
— Флоренция хочет, чтобы ею управлял государь, при условии, что форма правления будет республиканской. Всякий раз, как наши предки об этом забывали, им приходилось горько сожалеть об этом. Ныне Медичи представлены в своем родном городе юным самонадеянным Алессандро. Ему едва исполнилось пятнадцать, но он воображает, что оттого, что он Медичи и сын Папы, Флоренция с потрохами принадлежит ему.
— Сын Папы?
Мое искреннее удивление рассмешило Джованни.
— Не говори, что ты семь лет прожил в Риме и так и не узнал, что Алессандро — внебрачный сын Климента. |