Казалось мне, не выдержу я горя. Бледнел, худел, не спал, ослабевал. Пришел декабрь. И вдруг в родном просторе Призыв к борьбе и жизни зазвучал.
Победа русская и бегство стаи хищной. Ответ врагу Москва моя дала. Весть о Москве, средь Праги неподвижной, Меня в декабрьский день воздвигла и спасла.
По словам Савицкого из письма его к Л.Н., с июня по начало декабря 1941 г. он «сбавил в весе 20 кг, с 80 до 60 кг при росте в 180 см».
В мрачном 1941-м П. Савицкий был возвращен к жизни той самой армией, приход которой в 1945-м означал для него лагерь. Но стихи он написал уже в лагере, а значит Победа, пусть и «со слезами на глазах» была для него все-таки чем-то большим. Это наша вина, не такая как перед некими «диссидентами» в СССР, а куда большая. Годы, проведенные в лагере, были очень тяжелыми, но для рассказа о них и о последующей жизни П. Савицкого необходимо написать особую книгу.
Здесь я позволю себе сказать несколько слов о самом загадочном эпизоде – тайной поездке П. Савицкого в СССР в 1926 или 1927 г. Мне казалось, что все это – не более чем предположения мемуаристов, красивые и завлекательные. Ответ на этот вопрос можно получить лишь в архивах ФСБ, куда я и обратился. Ответ из Центрального архива ФСБ пришел в сентябре 1997 г., всего через пару месяцев после моего запроса, ответ любезный и подробнейший. Кое-чего в биографии П. Савицкого не знали ни я, ни его биограф А. Дугин; это касалось в основном мелочей. Но самое главное: упомянутая легендарная поездка на самом деле была! Цитирую присланный мне ответ : «Арестован 21 мая 1945 года Управлением военной контрразведки «СМЕРШ» 1 Украинского фронта. В ходе следствия Савицкий П. Н. заявил, что в конце января 1927 года нелегально ездил в Москву, «где связался с антисоветской организацией «Трест»... Задача моя в этой поездке заключалась в том, чтобы связаться с группой «евразийцев» в Москве и выработке совместного плана борьбы с Советской властью» (Допрос от 15 июня 1945 года). А далее – Темлаг, ст. Потьма. «В 1955 году был освобожден. Реабилитирован в 1989 году».
7. Трудное рождение «степной трилогии»
И вот объявили ошибкой
Семнадцать украденных лет.
С мертвой точки можно сдвинуться, только опубликовав всю Большую книгу в трех частях. В этом я вижу значение моей жизни.
«Семейное положение – нет».
7.1. На воле
Согласно «Личному листку по учету кадров», заполненному почти каллиграфическим почерком Л.Н. в 1960 г. в ЛГУ, начиная с октября 1956 г. Гумилев был старшим научным сотрудником Эрмитажа. В это время он так интенсивно работает, что через некоторое время от переутомления попадает в больницу, о чем сообщил своему другу П. Савицкому: «Сильно заболел и... пишу это письмо в больнице. Я, очевидно, надорвался». В 1957 г. он впервые в своей жизни получил свою комнату. «Надо думать об обстановке ее и необходимых хозяйственных предметах, вроде ложек и тарелок; надо ходить в лавку за продуктами и стряпать ужин. Я все это умею, но все-таки это дело женское», – писал он в марте Савицкому.
Но он одинок, и совет П. Савицкого – «Род должен быть продолжен! Такова моя мысль» – так и остался без ответа. Замыслы его грандиозны, но научный багаж формально ничтожен; в 1960 г. у Л.Н. было опубликовано всего шесть небольших статей, к тому же довольно «мелкотемных». О седьмой – «Хунну» – рукой Л.Н. записано, что она «печатается». Он понимал, что для ученого, которому вот-вот стукнет 48 лет – это маловато, поэтому в конце куцего списка добавил: «остальные печатаются». Между тем грандиозны были не только замыслы, но и то, что уже было написано «в стол»; шла правка и дополнение «лагерных вариантов» из того самого чемодана, который прибыл вместе с Л. |