В ожидании, тратил карманные деньги на лаковые туфли и шелковые жилеты, душился, цветисто изъяснялся и с удовольствием примерял на себя роль педагога. Он не был единственным воспитателем. Из книги счетов, которую вела тетушка Татьяна Александровна, следует, что жалованье этим господам за 1837–1838 годы составило 8304 рубля ассигнациями, что по тем временам было суммой довольно значительной. Всего у Толстых было одиннадцать учителей, не считая тех, кто давал детям уроки танцев. Общее руководство ими осуществлял Сен-Тома.
Несмотря на отстраненную, саркастическую манеру держать себя, суждения у него были верные. Он говорил о своих учениках: «У Николая есть стремление учиться и возможности, у Сергея – только возможности, у Дмитрия – стремление, что касается Левы, у него нет ни того, ни другого». Действительно, Левушка работал плохо, не понимал задач по арифметике, не прилагал никаких усилий, чтобы запомнить имена и даты, которыми учителя перегружали его память. Тем не менее за этой леностью легко различимы были необыкновенные чувствительность и воображение. Это признавал даже Проспер Сен-Тома. «У этого ребенка голова! – заявил он как-то. – Это маленький Мольер!» Столь лестная оценка не подкупила мальчика – с самого начала он невзлюбил этого иностранца за его эгоизм, претензии и самоуверенность. Когда Сен-Тома хотел наказать учеников, он бил себя в грудь и кричал: «На колени, негодяй!» Чем старательнее, казалось Леве, Сен-Тома порывался унизить его, тем сильнее было желание восстать. Однажды из бравады он решил показать ему язык. Сен-Тома схватил его за руки и бросил в чулан, угрожая розгами. На самом деле, зная об отношении в семье к телесным наказаниям, он никогда не осмелился бы сделать это. Но Левушка уже видел себя обесчещенным и униженным этим жестоким учителем, пахнущим фиалками. Выпорот, как мужик! Все, только не это! Сидя на сундуке в кромешной тьме, со слезами на глазах, задыхающийся от ярости, он безудержно предавался мечтам. Воображал себя бедным сиротой, покидающим отчий дом, поступающим в гусары, идущим на войну. Юноша храбро сражается, крушит врагов направо и налево, весь израненный, падает на землю с криком: «Победа!» Выздоравливает, становится генералом и однажды, прогуливаясь, с рукой на перевязи, по Тверскому бульвару, встречает императора, который хвалит его за героизм. Небрежно опершись на саблю, отважный воин просит в знак признания его заслуг дать ему право разделаться со своим давнишним врагом «иностранцем Сен-Тома». Император, безусловно, соглашается, и Лев, стоя перед бывшим воспитателем, в свою очередь, кричит: «На колени, негодяй!» «Но вдруг мне приходит мысль, что с минуты на минуту может войти настоящий Сен-Тома с розгами, и я снова вижу себя не генералом, спасающим отечество, а самым жалким, плачевным созданием». Едва возвратившись к действительности, он предается новым фантазиям: видит себя умершим, оплакиваемым близкими, а мучимый угрызениями совести Сен-Тома просит прощения у членов семьи. Ему отвечают: «Вы были причиной его смерти, вы запугали его, он не мог перенести унижения, которое вы готовили ему… Вон отсюда, злодей!»
Во время этих горьких размышлений у Левы впервые возникли сомнения, связанные с верой. Если Бог справедлив, то почему Сен-Тома не был немедленно наказан за свою злобу? К чему жить в мире, где сила правит над законом? Уж лучше умереть и найти прибежище там, где обитают души. Опьянев от слез, он повторял вполголоса: «Мы летим все выше и выше!..» Сутки спустя, когда его выпустили из чулана, он все еще испытывал острое желание покинуть мир, оторваться от земли. Ему казалось, что для этого достаточно только сесть на корточки, обнять колени руками, и однажды, не выдержав, решил попробовать, выпрыгнув из окна своей комнаты на втором этаже. Кухарка нашла его лежащим на земле без сознания. Чудесным образом у него не оказалось ни одного перелома, только сотрясение мозга. |