Время тянулось бесконечно. Наконец они собрались уйти. И отец, и сын обняли меня на прощанье. Мне было отвратительно то, как они при этом прижимались ко мне.

Мы стояли во дворе и смотрели им вслед.

Когда они исчезли из виду, Хани обернулась ко мне:

— Что случилось? Почему ты вдруг изменила свое решение?

— Здесь не место для разговора.

Мы прошли в комнату для гостей. Я сказала:

— Не здесь.

Комната сообщалась со столовой и отделялась от нее не дверью, а только занавесом в арочном проеме. Я сказала:

— Давайте пройдем в капеллу. Давайте запрем там двери и еще ту дверь, которая ведет к «глазку прокаженных».

Капелла имела свой обычный вид. Не было никаких признаков того, что здесь только что отправляли службу. Я подошла к «глазку прокаженных» и посмотрела сквозь него в маленькую комнатку за стеной.

— Двери сейчас закрыты, — сказала я, — но как жаль, что вы не закрыли обеих дверей перед тем, как Томас Элдерс начал свою службу.

— Что ты хочешь сказать? — спросила Хани.

— Джейк Пенлайон был там. — Я указала на глазок. — Я встретила его, когда он выходил оттуда. Он сказал мне, что, если я не соглашусь выйти за него, он даст знать куда следует о цели визита Томаса Элдерса.

— Боже мой! — воскликнул Эдуард. Хани положила ладонь на его руку:

— Что бы с нами случилось, Эдуард? Бережным жестом он накрыл ее пальцы своими. Как он отличался от Джейка Пенлайона! Но почему я должна сравнивать всех мужчин с Джейком? Эдуард был другой — мягкий, оберегающий, любящий, нежный…

— Не знаю, — сказал Эдуард, — это могло быть чрезвычайно опасным.

— Итак, ты дала обещание, чтобы спасти нас?

— Полагаю, что да.

— Кэтрин!

— Но не воображай, что я собираюсь выходить за него. Я еще поборюсь с ним!

Опять этот лихорадочный приступ веселья. Сражаясь с Джейком, я получала огромное удовлетворение. Мне хотелось взять над ним верх, смеяться над ним, осыпать насмешками. Никогда не думала, что можно испытывать по отношению к кому-либо такой накал чувств. Конечно, мои чувства к Кэри были так же сильны, но то была страстная любовь, здесь же — ненависть.

— Я вынуждена была притворяться, иначе он выдал бы вас. Это — дурной человек. И он, и его отец — оба мне отвратительны!

— Но, Кэтрин, теперь должно быть обручение!

— Но брачных обетов пред алтарем я не дам. Я буду с ним бороться!

Хани очень странно на меня посмотрела. Затем она повернулась к Эдуарду и прижалась к его груди.

Он сказал:

— Не бойся, любовь моя. Они ничего не смогут доказать. Впредь мы должны быть осторожнее. Я предупрежу Томаса. Если младший Пенлайон знает про него, он легко может расставить ему западню.

Я вспомнила моего отца, который принес нашей семье столько горя из-за того, что старался помочь другу. Эдуард был таким же. Еще один такой, как мой отец… рожденный для мученичества. Ужасно родиться таким в наше время!

Я ушла в свою комнату, и вскоре в ней появилась Хани.

— О, Кэтрин, какое несчастье мы все навлекли на себя!

Она казалась беспомощной и напуганной; ее рука мягко покоилась на животе, как бы защищая растущий в нем плод.

Мне захотелось защитить ее, и я сказала:

— Не расстраивайся так. Я перехитрю этих самонадеянных Пенлайонов.

Ее настроение внезапно изменилось.

— Послушай, Кэтрин, я не видела тебя такой оживленной с тех пор…

Она не кончила, но я знала, что она имела в виду: с тех пор, как мне стало известно, что Кэри потерян для меня… Она была права.