Алек попытался что-то сказать, но не смог, охваченный тихой паникой. Он сидел, вцепившись в сиденье, с глазами, полными слез. Атака германского судна смела последние сомнения.

Родители мертвы. И отец, и мать покинули Алека навсегда. Его светлость, принц Александр фон Гогенберг, остался один-одинешенек. Он никогда больше не увидит родной дом, и теперь за ним охотятся вооруженные силы двух империй. Вся мощь Австро-Венгрии и Германии против одного шагохода и пяти человек.

Фольгер и Клопп молчали. На их лицах принцу мерещилось такое же отчаяние. Если бы на его месте был отец, он бы не растерялся! Он нашел бы краткие воодушевляющие слова благодарности и ободрения, вселяющие в людей новые силы, но Алек мог только смотреть на лес поверх их голов, смаргивая слезы.

Если он сейчас ничего не скажет, пустота поглотит его.

Внезапно снаружи, перекрывая глухой рев двигателей, донеслась трескотня винтовочных выстрелов. Шагоход развернулся к новой цели. Фольгер вскочил на ноги.

— Как я и думал, конные разведчики, — сообщил Клопп. — У них стойла прямо на «Беовульфе».

Что-то часто застучало по броне, резче и громче, чем гравий и щепки. В них стреляли! Алек невольно представил, как пули пробивают обшивку, разрывают тела людей, и его сердце часто забилось от волнения. Тоска вновь уступала место страху.

И тут раздалось гулкое «бум!». Штурмовик сильно встряхнуло, смотровые щели заволокло дымом, в нос ударила едкая пороховая вонь. На секунду Алеку показалось, что их подбили, но миг спустя вдалеке раздался грохот взрыва, треск деревьев и пронзительный визг раненых лошадей.

— Это были мы! — пробормотал он. Артиллерист снизу ударил из орудия. Когда угасло эхо выстрела, Фольгер спросил:

— Вы умеете заряжать пулемет «шпандау», ваше высочество?

Принц Александр понятия не имел ни о чем подобном, но его руки сами потянулись отстегнуть ремни безопасности.

ГЛАВА 7

Дэрин только-только начали спускать, когда разразилась гроза.

На земле наконец заметили, что небо стремительно темнеет, маленькие фигурки внизу засуетились, закрепляя тент дополнительными колышками и уводя рекрутов в укрытие. Четверо служащих из аэродромного персонала плавно и быстро крутили лебедку, притягивая медузу за прикрепленный к ней канат, еще десяток готовился схватить щупальца.

До земли оставалось футов пятьсот, когда упали первые капли дождя, мгновенно перешедшего в ливень. Холодные струи летели косо, захлестывая ноги Дэрин — туловище медузы почти не защищало ее. Гексли испуганно дергалась, и Дэрин гадала, долго ли еще медуза вытерпит, прежде чем выпустит водород и ринется к земле.

— Спокойно, зверушка, — прошептала девочка. — Они нас скоро спустят.

В этот миг сильный порыв ветра ударил в наполненный водородом купол Гексли, и он вздулся, словно парус. Шквал подхватил Дэрин и повлек ее с огромной скоростью; одежда моментально промокла насквозь, канат провис, и медуза устремилась вниз, виляя, словно воздушный змей. Навстречу неслись крыши домов, заборы и, самое неприятное, высокие каменные стены тюрьмы Скрабе. Дэрин видела, как люди на улицах спешат укрыться от дождя, понятия не имея, что творится прямо у них над головой. Еще порыв ветра, и Гексли нырнула так низко, что Дэрин смогла разглядеть даже металлические спицы зонтиков.

— Ой, зверушка! Что ты делаешь?!

Медуза раздулась изнутри, пытаясь взлететь. Ей удалось подняться над крышами на десяток футов. Канат натянулся, потом снова провис. Дэрин поняла, что люди на лебедке понемногу отпускают его, давая Гексли возможность забраться повыше: так рыбак водит рыбу на леске, чтобы утомить ее, а потом подсечь.

Но канат сам по себе был тяжел, а Дэрин и Гексли вдобавок вымокли. Девочка, конечно, могла вылить воду из балластных емкостей, но тогда у нее не осталось бы никаких средств спасения на случай, если медуза уйдет в крутое пике.