— Задача ясна? — закончив инструктаж, Корунский обвел взглядом подводников.

— Точно так, — ответил за всех стоящий на правом фланге боцман.

— Вопросы?

— Нету.

— В таком случае, по местам, — бросил вахтенный начальник и шагнул к трапу центрального поста.

Строй распался, звякнули рычаги переборочных люков, и средняя палуба опустела.

— Первой боевой смене на вахту заступить! — разнеслось через минуту по боевой трансляции.

…Миновав второй отсек со скучающим у пульта вахтенным, старшина команды торпедистов мичман Ксенженко привычно скользнул в люк первого и бесшумно задраил за собой переборку. Вразвалку ступая по пружинящим под ногами пайолам, он взглянул на манометры отсечной станции воздуха высокого давления, проверил состояние системы пожаротушения и выгородку компрессора. Все было в порядке. Проследовав в носовую часть отсека, мичман попинал ногой коконы двух спасательных плотов, торчащих из акустической ямы, удовлетворенно хмыкнул и, вернувшись назад, поднялся по вертикальному трапу наверх, на торпедную палубу.

По всей ее длине, холодно поблескивая в свете тихо жужжащих люминесцентных ламп, на двухъярусных стеллажах покоились смертоносные зеленые сигары, с одетыми на боевые зарядные отделения толстыми стегаными чехлами. Перед установленными в носу торпедными аппаратами с красными звездами на выпуклых крышках, в привинченном к палубе вращающемся кресле, закинув ноги на направляющую балку, удобно расположился вахтенный торпедист, что-то вдумчиво записывающий в толстый блокнот.

— О, смена! — оживился он при появлении Ксенженко и, опустив ноги с балки, поднялся с кресла.

— Как тут у тебя дела? — поинтересовался старшина команды. — Торпеды вентилировал?

— Само собой, — кивнул головой вахтенный. — Час назад. Водород в норме, сопротивление изоляции тоже. В верхних аппаратах конденсат, но в пределах нормы.

— Добро, — пробормотал Ксенженко, после чего взглянул на висящий у входного люка глубиномер и нажал переключатель «каштана».

— Центральный! — запульсировал на панели световой сигнал.

— В первом, по боевой готовности два, первая боевая смена на вахту заступила, — монотонно забасил мичман в решетку микрофона. Отсек осмотрен. Замечаний нет. Глубина сто двадцать метров. Вахтенный — мичман Ксенженко.

— Есть первый! — вякнул «каштан» и сигнал погас.

— Ну что, Саня, настраивайся на обед, — грузно опустился в кресло старшина команды. — Борщ сегодня отменный, рекомендую.

— Успею, — махнул тот рукой. — Лучше послушай, какой я стих накропал. И раскрыв блокнот, мичман Порубов, так звали сослуживца Ксенженко, с чувством продекламировал:

— Ну как? — с надеждой уставился Порубов на старшину команды. — Пойдет?

— Ништяк, — рассмеялся тот. — Только вот где эта фотография? Не вижу.

— На базе осталась, — грустно вздохнул Порубов. — На ней мой «кэп» в рубке с карабином. Это когда я еще на «дизелях» служил, на ТОФе.

— И что, такое на самом деле было? — с сомнением взглянул на него Ксенженко.

— Ну да, — спрятал блокнот в карман Порубов. — Только чукча тогда не потонул, зацепился нартами за скалу у самой воды.

— Подвахтенным от мест отойти! Третьей боевой смене обедать! — бодро раздалось из «каштана».

— Ну, я почапал.