— Технически — да, — согласился Вестербург. — Но с точки зрения субъекта, его окутывает актуализированная среда, чуждая бывшей, той, где он прежде существовал. И тогда субъект действует так, словно он попал в новый мир. В новый мир с измененными перспективами, причем степень изменения устанавливается согласно тому, насколько далеко пространственно-временной мир, который субъект прежде воспринимал, отстоит от нового, где он вынужден действовать.

— Все, я пошел домой, — сказал Бакман. — Я больше не в силах это терпеть. — Он встал на ноги. — Благодарю вас, Вестербург, — произнес он, машинально протягивая руку старшему помощнику коронера. Тот ее пожал. — Составьте для меня резюме, — сказал Бакман Гербу Майму. — Утром я его просмотрю. — И он направился к двери, перекинув через руку свое серое пальто. Как он всегда его носил.

— Так теперь вы понимаете, что случилось с Тавернером? — спросил Герб.

Бакман помедлил.

— Нет, — ответил он.

— Он перешел во вселенную, где его не существует. И мы перешли вместе с ним, ибо мы — объекты системы его восприятия. А затем, когда наркотик выдохся, Тавернер вернулся назад. Здесь же его снова заблокировало не что-то, что он принял или не принял, а смерть Алайс. Так что потом его досье, естественно, пришло к нам с Центральной базы.

— Спокойной ночи, — сказал Бакман. Выйдя из кабинета, он прошел через громадный безмолвный зал с рядами безупречных металлических столов, убранных в конце рабочего дня и неотличимых один от другого — включая и стол Макнульти.

От ночного воздуха, чистого и холодного, у Бакмана жутко разболелась голова. Он закрыл глаза и заскрипел зубами. А потом подумал: «Я мог бы взять анальгетик у Фила Вестербурга. В аптеке академии есть, наверное, штук пятьдесят разных, а у Вестербурга есть ключи».

Войдя в спускную трубу, Бакман снова прибыл на четырнадцатый этаж и вернулся в свой комплекс кабинетов, где все еще сидели и совещались Вестербург и Герб Майм.

Обращаясь к Бакману, Герб сказал:

— Я хочу пояснить еще один момент, о котором вскользь упомянул. Насчет того, что мы — объекты системы восприятия Тавернера.

— Это неправда, — отозвался Бакман.

— Это и правда, и неправда, — возразил Майм. — Дело в том, что КР-3 принял не Тавернер. Его. приняла Алайс. Тавернер, как и мы, остальные, сделался данной величиной в системе восприятия вашей сестры и волей-неволей потащился вслед за ней, когда она перешла в альтернативную систему координат. Очевидно, Алайс была сильно увлечена Тавернером как артистом, служившим средством исполнения ее тайных желаний, поэтому она на какое-то время и вообразила, что знает его как реальную персону. Однако, даже несмотря на то что ей удалось превратить желаемое в действительное, приняв наркотик, Тавернер и мы в одно и то же время оставались в наших собственных вселенных. В одно и то же время мы занимали два пространственных коридора — реальный и нереальный. Один коридор является действительным; другой же представляет собой всего-навсего скрытую возможность среди многих, временно наделенную пространством при помощи КР-3. Но лишь временно. Примерно надвое суток.

— Этого времени вполне достаточно, — вмешался Вестербург, — чтобы нанести колоссальный ущерб вовлеченному в этот процесс мозгу. Мозг вашей сестры, мистер Бакман, пострадал не столько от интоксикации, сколько от чрезмерно высокой и непрерывной перегрузки. Мы вполне можем установить, что истинной причиной смерти явились необратимые повреждения кортикальной ткани, ускорение нормального неврологического распада.