Но теперь царевич был так испуган и порабощен духовно, что его можно было заставить сделать все, что угодно. Петр потребовал составления покаянной записки обо всех винах сына. Царевич писал фактически под диктовку Толстого. Эта записка, где он называл себя больным, убогим, во всем виноватым, потом очень часто использовалась историками, которые восхищались Петром и во всем искали ему оправдания. Чего стоят такие, например, саморазоблачения: «с младенчества… научился ханжить, к чему я от природы склонен»; «один Меншиков вел меня к добру», «учиться мне… зело противно», «памяти весьма лишен, и весьма силами умными и телесными от различных болезней ослаблен» и т. д.

В дальнейшем этот самооговор давал возможность ангажированным историкам разражаться гневными Филиппинами вроде: «Хилый, болезненный, слабый умом, закосневший в предрассудках, он всеми силами противился прогрессивным начинаниям своего великого отца, радевшего о благе народном».

И мастера кисти не отставали от виртуозов пера. Большинство изображений, предлагаемых широкой публике, рисуют Алексея человеком неопределенного возраста с вытянутым худым неприятным лицом, длинными жидкими волосами и большими залысинами. А уж на картине Н. Н. Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе» весь облик сына свидетельствует о его подлости и преступных намерениях.

Так и формируется общественное мнение.

Между тем с портретов И. Таннауера и И. П. Людена смотрит не красавец, но довольно приятный молодой человек с проницательным и умным взглядом. А на редко представляемой миниатюре Алексей с завитыми волосами очень хорош собой. К сожалению, прижизненных портретов его сохранилось немного.

Пока же Толстой из сил выбивался, чтобы придумать царевичу какую-нибудь страшную вину, и, наконец, вырвал у несчастного признание, что тот «принял бы помощь императора, чтобы захватить престол вооруженной силой». Но никакие пытки не вынудили Алексея признаться, что он просил императора о подобной помощи.

Принято считать, что царевич выдал, «оговорил» всех своих сторонников. Это еще один яркий штрих, подчеркивающий его нравственное убожество: «к тому же и подлый»… Но в застенок попадали только люди, по роду своей деятельности или по родству имевшие сношения с Алексеем. Им не в чем признаться, кроме того, что желали смерти чудовищу, ждали воцарения царевича…

Если сын и «научился ханжить», по-видимому, досталось ему это качество от отца. С вершины царского престола царь с нарочитым смирением обратился к духовенству, до того времени утесняемому и оскорбляемому. Он хотел получить от духовных иерархов совет, а по сути — формальное разрешение на убийство. Однако духовные чины ответили уклончиво: Петр должен решить сам, судить ему сына по Ветхому или по Новому Завету. Жестокий и кровавый Ветхий Завет посылал царевича на казнь. Новый Завет призывал к прощению, ибо Христос простил кающегося блудного сына.

С бешенством отбросив заключение духовенства, Петр воззвал к светским чинам: Меншикову, Толстому, Апраксину, Ягужинскому и прочим своим соратникам. 127 членов специально образованной для рассмотрения дела Алексея комиссии проголосовали за смертную казнь, причем в это время официальное обвинение сформулировано еще не было.

Царевича не переставали пытать, иногда — в присутствии отца. Что это? Надежда на раскрытие какой-то тайны или садизм, присущий Преобразователю?

Наконец, 24 июня смертный приговор был официально вынесен. Но 25 и 26 июня царевича опять пытали.

Это если не самый мрачный, то самый темный эпизод сорокатрехлетнего правления Петра.

26 июня в возрасте двадцати восьми лет царевич скончался. По официальной версии: от апоплексического удара.