– «Скорую» зачем?

– Ах, это! Надо, надо. Не спрашивай, просто вызывай. И полицию.

– Ты уверена? – переспросила Лизавета, явно готовая последовать любому моему совету. Я зажмурилась еще раз – свериться с моим внутренним Апрелем. Голос внутри меня сказал, что Апрель, будь он на моем месте, именно так и поступил бы.

– Да, да. Вызови от имени центра своего. Должность свою назови.

– А клиентке что сказать?

– Ничего не говори.

– Она на меня смотрит, – прошептала сестра очень тихо. – Как будто гипноз пробует.

– Ладно, скажи ей, что ты ее понимаешь. Скажи, чтобы дышала. Попроси рассказать все сначала – люди любят трепаться. И не смей паниковать.

– А Игорь? Он с тобой?

– Да. Да. Он со мной, – соврала я. – Просто не может говорить.

– Хорошо. Ты только не отключайся, – сказала Лиза чуть более спокойным тоном. Одно только имя Апреля успокаивает людей. Я выдохнула и прислонилась к двери лбом. Дверь была шершавой и теплой. Внезапно она двинулась и исчезла, лишив меня опоры. Я провалилась внутрь кабинета и упала бы, если бы меня не поймал Игорь Вячеславович Апрель. Собственной персоной, он стоял передо мной в проеме раскрытой двери.

– Да ты откуда взялся? – возмутилась я, возвращая себе утраченное равновесие.

– Интересный вопрос. Вообще-то это мой кабинет.

– Да? А чего же ты не открывал, когда я стучала? – возмутилась я. Игорь помолчал, рассматривая меня, а затем вздохнул, словно я снова – в сотый уже раз – разочаровала его.

– Фаин, это мой кабинет, я в нем работаю! У меня идет сеанс. Разве можно так стучаться и кричать? – строго спросил он. Я только растерянно хлопала глазами. Игорь был без пиджака, в одной только светло-голубой рубашке с закатанными рукавами и без галстука. У него в кабинете было солнечно и жарко, отчего, кстати, его многочисленные цветы в горшках и кадках цвели, разрастались и благоухали, делая кабинет похожим на цветочную галерею.

– Здрасте! – пробормотала я, наткнувшись на возмущенный взгляд недовольного мужчины средних лет – тоже в рубашке и без пиджака. Он сидел на темно-коричневом диване для посетителей. – У меня вопрос жизни и смерти.

Каждый день приходит, чтобы начать жизнь с чистого листа… и закончить неразборчивыми каракулями

– Да, ты считаешь? А обычно, когда моя сестра одна сидит в комнате с какой-то чокнутой, это меня страшно расслабляет.

– Сарказм – защитная реакция, – примирительно бросил он.

– Она самая, – рявкнула я. Меня бесило все: и то, каким спокойным Апрель был, и то, каким красивым. Даже когда он усталый, раздраженный и без пиджака, на него хочется смотреть не отрываясь. И его хладнокровие аккуратно намекало на то, что его чувства ко мне не могут быть глубокими. Эта темная зелень, этот омут в глазах. Что я буду делать, когда Игорь разобьет мне сердце? Как я могла довести ситуацию до такого?

– Я не думаю, что у клиентки Лизы настоящая клиническая депрессия. Честно, я уверен, что все наладится. Ты зря только срываешься.

– Конечно, зря. Ведь люди нервничают и волнуются только и исключительно по собственному желанию, верно? Все в мире легко поддается контролю, да? Нет ничего невозможного для человека с интеллектом?

– Так, я списываю все это на остроту момента.

– С чего ты взял, что там не может быть ничего серьезного? Ну вот как можно такое говорить?

– Потому что она выла, – пожал плечами Апрель.