Шеннон нарочито громко затопал по крыльцу, предупреждая Клэр о своем приходе. Уж он-то знал, что настороженность спасает от любой неожиданности. Ему не раз случалось уложить противника, неожиданно подошедшего к нему сзади. Так было и с Карделем, на задании в Медельине. Остальные члены банды сделали вывод и вообще старались обходить Шеннона. Конечно, к Клэр это не имело отношения — просто профессиональные привычки были неизживаемы.

Клэр встретила его у двери. На ней была длинная джинсовая юбка и ярко-лиловая кофточка с короткими рукавами. Волосы она стянула розовой лентой, и мягкие пряди падали на виски. Шеннон напрягся, чтобы не поддаться искушению поцеловать ее.

Войдя на кухню, Шеннон принюхался:

— Вы сварили кофе? Вот умница…

Он поймал себя на том, что хочет казаться непринужденным и хоть немного умерить серьезность, сквозившую в ее взгляде. Темные тени у нее под глазами говорили о том, что после ночного кошмара она с трудом приходила в себя. Ему было неловко от того, что может вновь растревожить ее, но опасный поворот событий требовал принятия быстрых мер.

Положив на стол принесенные эскизную бумагу, карандаши и ластик, Шеннон неторопливо уселся. Клэр достала из шкафчика белую керамическую кружку и налила кофе. Он кивнул в знак благодарности.

— А теперь сделайте набросок того человека, который вам привиделся.

Клэр неуверенно прикоснулась к коробке с карандашами. У нее перехватило дыхание, и она на секунду прикрыла глаза. Как объяснить Шеннону, что после всего пережитого ее любовь к рисованию куда-то исчезла?

— Мне не нужен шедевр, Клэр. Изобразите какие-то детали. Какие угодно. Я знаю, как идентифицировать даже приближенный рисунок с фотографиями в полицейской картотеке.

Он заметил боль в ее глазах. Она отдернула руку, касающуюся карандашей, и нижняя губа у нее жалобно задрожала. Он вспомнил мучения сестры, рыдавшей в его объятиях, потрясенной тем, что ее прекрасное лицо обезображено. Его охватило страстное желание протянуть руки, обнять Клэр и вселить в нее надежду и уверенность, что ее-то беды поправимы. Нет, он не должен этого делать: он же поклялся держать дистанцию… Наклонив голову, он сухо спросил:

— В чем дело?

Беспомощно пожав плечами, Клэр проглотила ставший в горле комок и дрожащими руками открыла эскизный альбом. Ей надо попытаться. Она верит Шеннону, верит, что он сможет ей помочь. Смутившись, она взяла свой блокнот и, черкнув что-то, передала ему.

«Я давно не рисовала. Разучилась».

Шеннон прочитал записку и поспешил подбодрить ее:

— Я не знаток и не ценитель изящного, Клэр. Я сам даже прямой линии не проведу. Любой ваш рисунок покажется мне прекрасным. Постарайтесь.

Клэр взяла карандаш и принялась рисовать. Она старалась сосредоточиться на своей работе, но ее не оставляли мысли о Шенноне. Все утро она думала о том, как он будет тут жить, и поняла: это не ему она не доверяет, а себе! Это открытие ее поразило. Еще никогда она не реагировала так на присутствие мужчины. Чем тронул ее Шеннон? Как бы ей хотелось заговорить с ним!

В кухне царила тишина. Шеннон осмотрелся. На стене было развешано множество красочных рисунков, явно сделанных малышами. Наверное, ее учениками. Его охватила умиротворенность, которую он испытывал так редко. Может быть, все дело в этом старом доме? В том, что он оказался вдали от городского шума и суеты? Или он повернулся к склонившейся над рисунком Клэр — все дело в ней?

Он взглянул на ее собранные сзади волосы, снова заметив золотистые искры среди собольих прядей.