— Время поджимает, — сказал Мурашов.

— Я постараюсь, — заверил его Постышев, — Что-нибудь придумаю, не беспокойся.

— Вот за это я тебя и люблю, — признался Мурашов. — Смотри, вон кабак. Зайдем?

Майор Постышев темнил. План родился в его голове в тот самый момент, когда Мурашов назвал сумму.

Миллион — сущая мелочь для тех, кого ежедневно показывают по телевидению, но для майора Постышева, на сегодняшний день имевшего за душой жалких пятнадцать тысяч, это был солидный куш. За такие деньги стоило поработать и даже немного рискнуть. Конечно, кинуть генерал-полковника Шарова — это не совсем то, что называется «немного рискнуть», но майор Постышев был не из тех людей, которые спят в тот момент, когда в их дверь стучится госпожа Удача, План, несомненно, нуждался в доработке, но имел такое неоспоримое преимущество, как простота. Следовало лишь продумать все детали, как следует обезопасить себя от возможных осложнений и провести некоторую подготовительную работу. Самой подготовительной работы было довольно много, и вдобавок она была сопряжена со смертельным риском, но за нее платили миллион долларов. Располагая такой суммой, можно будет наконец спокойно удалиться от дел, отдохнуть и даже заняться своим здоровьем. В последнее время майор с удивлением начал ощущать сердце, которое до сих пор вело себя вполне пристойно. Это обстоятельство сильно беспокоило Постышева, пробивая брешь в его имидже железного как снаружи, так и внутри человека. Тем не менее он был уверен, что, располагает обговоренной суммой, можно залатать любую брешь — по крайней мере, до тех пор, пока дело не зашло чересчур далеко.

В ту ночь майор Постышев уснул, чувствуя себя Остапом Бендером, напавшим наконец на след подпольного миллионера Корейко.

Теперь, в конце теплого, голубого с золотом сентября, подготовительная работа была близка к завершению.

Пока он искал выключатель, телефон коротко звякнул в последний раз и замолчал.

— Скотина, — с чувством сказал ему Комбат, поднимая кресло и потирая ушибленное колено.

Он вернулся в прихожую, снял куртку и разулся, сунув ноги в домашние шлепанцы. Нужно было мастерить какой-то ужин, но готовить для себя одного Борис Иванович не любил, предпочитая в таких случаях обходиться консервами. Беспокоиться о желудке ему как-то не приходило в голову: в случае необходимости он мог питаться жареными гвоздями без какого бы то ни было ущерба для здоровья. «Чаю попью, — решил Комбат. — Все равно уже спать пора. Нечего на ночь глядя наедаться, а то, чего доброго, разжирею.»

Представив себя разжиревшим и не влезающим ни в одни брюки, он ухмыльнулся в усы и направился было на кухню, но тут телефон, словно только того и дожидался, снова принялся трезвонить.

— Вот зараза, — беззлобно заметил Рублев и пошел снимать трубку.

Звонил Подберезский.

— Ты дома, командир? — спросил он, поздоровавшись.

— Да как тебе сказать, — ответил Рублев. — Пока вроде дома.

— Пока? — переспросил Подберезский. — Ты что, уходить собираешься?

— Да нет. — замялся Комбат, проклиная черта, который дернул его за язык. — Нет, — повторил он, — никуда я не собираюсь.

Подберезский что-то сказал, но его слова заглушил раздавшийся в трубке треск.

— Что? — спросил Борис Иванович. — Что-то тебя плохо слышно. Ты откуда звонишь?

— Да из автомата, — ответил Подберезский и как-то смущенно рассмеялся. — Я говорю, приехать к тебе можно?

— Ни в коем разе, — строго ответил Комбат.