Изменить размер шрифта - +
Он же пьяный был, матом крыл, на нас кидался.., стул вон перевернул. Он же за пистолетом в карман полез, ты что, не видел?

— За пистолетом... — передразнил его Углов. — За каким пистолетом?! Откуда у него пистолет, чучело ты лимитное, тундра! Очухайся, баран, нам обоим тюряга светит! За пистолетом...

Продолжая что-то зло бормотать, он полез во внутренний карман мертвого майора, на секунду застыл, нащупав то, что там лежало, и медленно вынул из кармана руку, в которой была зажата какая-то книжица в твердом коленкоровом переплете.

— Абзац, — потухшим голосом сообщил он, заглянув в книжицу. — Это, братец, наивысшая точка твоей карьеры. Ты эфэсбэшника замочил. Ну скажи мне, какого черта твоя мать в свое время аборт не сделала?

Он протянул удостоверение сидевшему с тупо разинутым ртом Шестакову, давая ему возможность своими глазами убедиться в том, что говорит правду.

— Майор Постышев, — вслух прочел Шестаков. — Федеральная служба... Ах, мать твою, бога, рога, носорога... Чего делать-то?

— Вешайся, — посоветовал Углов.

— Слушай, — немного оживляясь, сказал Шестаков. — А если, к примеру, так: зашел он сюда.., ну, хрен его знает, зачем зашел. Спросить хотел чего-нибудь по службе, справки навести или, наоборот, помощь ему понадобилась.., ну, не успел он ничего сказать! Сердечный приступ, и привет. Я теперь вспомнил, что он все время за грудь хватался.

— Ага, — сказал Углов и повернул голову мертвеца так, чтобы Шестаков мог видеть разбитый затылок. — Это у него от сердца, верняк.

— Ну и что? — горячо возразил Шестаков. — Ну упал, башкой треснулся, а мы не успели поймать. Это ж не преступление!

— И кому ты это станешь рассказывать? — с презрением спросил Углов. — Эфэсбэшникам? Они тебе поверят, это уж как пить дать... Ты где его повязал, в зале ожидания? Знаешь, сколько свидетелей покажут, что ты ни с того ни с сего привязался к ни в чем не повинному человеку? Это если бы его урки у них на глазах пришили, они бы молчали, как твой немой со свистулькой, а на мента они телегу по собственной инициативе накатают. Ну, что ты думаешь делать?

— А почему я? — вызверился Шестаков. — Что ты все время в меня пальцем тычешь? Думаешь, ты такой чистенький? Где ж ты, чистенький, был, когда у тебя в кабинете человека убивали? Учти, я на тот свет, и ты вслед. Ситуация ясна?

— Мог бы и не объяснять, — с горечью ответил Углов.

Этот дикий случай, как ни странно, принес ему какое-то противоестественное облегчение: он вдруг понял, что больше не боится сержанта. Убью, поклялся себе Углов. Если меня начнут путать в это дело, пристрелю, как собаку, и сам застрелюсь. В зону не пойду. Знаю я, каково нашему брату в зоне, рассказывали бывалые люди. — В общем, так, — продолжал он, глядя прямо в глаза Шестакову. — Мы с тобой этого кренделя в глаза не видели.

Выбросишь его в поле, документы уничтожишь.., хорошо бы морду ему подправить, но это уже твоя забота. Сам наворотил, сам и расхлебывай. Если припрут к стенке... да нет, что это я? Если будут спрашивать — да, приводил ты его сюда для выяснения, документы посмотрели и отпустили с извинениями... Все ясно?

— Ясно, ясно, — отводя взгляд, проворчал Шестаков, и Углов ощутил мгновенную эйфорию от одержанной победы. — Только как же я его до машины допру?

— А как хочешь, — мстительно ответил Углов, поднял перевернутый стул и твердым шагом вышел из дежурки.

Бессмертная душа майора Постышева, покрутившись еще немного над его бренным телом, плюнула и улетела прочь: миллион долларов и даже миллиард был для нее пустым звуком.

Быстрый переход