— Наверное, — ответил он.

Мне показалось, что подавленность моего клиента вызвана боязнью разоблачения. Но его беспокоило совсем другое.

— Я перешел мост, — произнес он, обернувшись ко мне.

До сих пор я полагал, будто причин для тревоги нет. Моя работа состояла в том, чтобы спасти Робби от тюрьмы, и я радовался, что это вроде получается. Но теперь передо мной вдруг раскрылись масштабы его потерь. Главное, Робби Фивор лишался возможности заниматься адвокатской практикой, а вместе с ней и денег, которые она давала. Не говоря уже о репутации. Но это не все. Ему предстояло нанести первый удар по основам своего существования. Запись для прокуратуры и ФБР разговора с Уолтером Вунчем будет ничем иным, как предательством, которое не простит ни один его знакомый, даже близкий приятель. Робби окажется изгоем в сообществе, к которому принадлежал всю жизнь. Поэтому человек, в первой беседе сразу же заявивший, что он не доносчик, теперь, стоя у окна, рассматривал не город. Он читал в небе знаки своей судьбы.

Согласно предписаниям ККСО для операции «Петрос», Ивон обязана сопровождать Фивора абсолютно всюду: в суд, на различные встречи с настоящими и потенциальными клиентами… Короче, не спускать с него глаз. Обычно рабочий день Робби начинал рано, с заседаний в периферийных судебных округах. По этой причине через несколько дней выяснилось, что он должен каждое утро заезжать за Ивон. Потом они вместе являлись в офис, поддерживая версию об их любовной связи.

Специальная группа ФБР, занимающаяся материальным обеспечением агентов, поселила Ивон в южной части юрода в перестроенном здании размером с небольшую крепость.

Раньше здесь размещался магазин автозапчастей. Рядом стояли многоквартирные дома. Группа выбрала этот вариант, поскольку дом располагался на маршруте Фивора, когда он ехал на работу и обратно. Кроме того, в многоквартирном доме лучше обеспечивалась анонимность. Ивон совершенно ни к чему знакомства, ведь при этом обязательно возникали какие-то вопросы. А споткнуться можно даже на ерунде. А так Фивор высаживал ее в шесть вечера, и она до утра, когда белый сияющий «мерседес» тормозил у тротуара, порой ощущала себя невероятно одинокой.

Зато в машине Робби не давал ей скучать. Если он не говорил по телефону, номеронабиратель которого располагался на небольшой панели над табло контроля температуры, то читал Ивон лекцию по любому вопросу, какой приходил ему в голову. Слушая его излияния, она вспоминала слова отца о том, как иные мелют языком без перерыва, словно внутри прорвало трубу. Ну и болтун! Он вообще когда-нибудь молчит? Робби вроде как знакомил Ивон с деталями адвокатской практики, однако на самом деле красовался. Это было видно невооруженным глазом. Он довольно быстро распознал, что машина — единственное место, где можно не притворяться. Все проблемы оставались там, в офисе, а здесь, в «мерседесе», Робби чувствовал себя шаловливым школьником, который наконец дождался перемены, чтобы побеситься. Он постоянно пытался уточнить что-либо из личной жизни Ивон, либо комментировал их встречи с Сеннеттом и Макманисом. Она сидела, повернувшись к окну, наблюдая меняющийся пейзаж, или закрывала глаза и просто наслаждалась поездкой в такой шикарной машине.

Надпись на серебряной табличке на багажнике гласила, что это шестисотая модель. «Самая совершенная». Робби повторил эту фразу несколько раз. Кремовая кожа обивки салона с крошечными отверстиями для воздуха напоминала Ивон туфли, какие она никогда не могла себе позволить, а отделка под темный орех передней части навевала мысли о музее. Но самое большое впечатление на Ивон производила тишина внутри. В этой штуковине то, что находилось снаружи, было действительно снаружи. Тяжелая дверь закрывалась с глухим стуком, как шкатулка с драгоценностями. И Ивон попадала в другой мир.