— Вы американец? — внезапно спросил Шеннон.

— Да, сэр, я американец, — ответил тот. — Я и в Америке работал по сыскной части.

На крыше должно было быть какое-то убежище, но хотя Дик провел там четверть часа, разыскивая, заглядывая повсюду и даже стуча по всем дымовым трубам, он не нашел тайника, в котором мог бы скрыться преступник. Тогда он спустился в маленькую комнату, поручив Стилу закончить осмотр.

Стил работал не спеша, но зато весьма тщательно. При помощи своего фонаря он начал тщательный осмотр крыши. Первым его открытием был маленький пустой патрон автоматического пистолета, вторым и более важным — была находка, на которую он наткнулся, когда хотел уже прекратить дальнейшие поиски. Она лежала в водосточной трубе у самых перил и привлекла его внимание своим блеском. Он поднял блестевший предмет из лужицы застоявшейся воды и понес его в дом. Это был маленький золотой портсигар, содержавший три промокших папиросы. Вытерев его насухо, Стил показал его своему начальнику. Дик Шеннон прочел инициалы.

— Мне кажется, теперь этот человек от нас не уйдет, — сказал он.

Когда-то она читала о человеке, который находился под влиянием гипнотизера, беспрекословно повинуясь его воле. И только тогда, когда однажды жертва испытала радостное чувство покоя и освобождения, она поняла, что ее повелитель умер!

Так было и с ней. Лэси Маршалт умер. Если бы она не услышала в толпе перед домом это известие, передаваемое из уст в уста любопытными зрителями, она и без этого почувствовала бы, что он мертв, так как одним внезапным ударом она вдруг почувствовала себя свободной от своего безумного увлечения. На душе у нее было как у преступника накануне казни. Подлость и бессмысленность ее поступка, ужасное наказание, которое она понесла, вся ее ненужная ненависть, — все это терзало ее теперь…

Ручка двери медленно повернулась, и вошел Мартин. При виде его она невольно прижала руку к губам, чтобы удержаться от крика.

Его лицо и руки были в грязи, одежда была запачкана и покрыта пылью. На брюках свисал рваный лоскут, обнажая раненое колено. Лицо Мартина осунулось и как-то постарело, бескровные губы нервно дрожали. Он минуту постоял у дверей, глядя на Дору, но в его взоре не было ни злобы, ни упрека.

— Ну, — сказал он, закрывая за собой дверь, — полиция все-таки приходила?

— Полиция?

— Ты же направила ее сюда искать деньги. Я видел Гавона, он хочет сделать обыск. Разве ты забыла?

Она, действительно, все забыла, так много произошло с тех пор.

— Я остановила их: Гавон поверил, что я наговорила все это в истерическом состоянии.

Он протянул свои запачканные руки к огню.

— Да, я думаю, что это так и было.

Он посмотрел на свою изодранную одежду и улыбнулся:

— Я приму ванну, переоденусь и уничтожу это платье… Да, карабкаться было нелегко!..

Дора внезапно подошла к нему и опустила руку в его карман. Он не сопротивлялся, и позволил ей вынуть из кармана неуклюжий браунинг, вид которого больше заинтересовал, чем испугал ее. Дрожащими руками она поднесла пистолет к глазам, плохо видевшим из-за навернувшихся слез. Патронник был пуст, а магазина, который следовал за прикладом, вообще не было. Когда она понюхала дуло, лицо ее исказила гримаса боли. Из пистолета стреляли, и совсем недавно. Все еще чувствовался запах кордита.

— Ну, переодевайся, пожалуйста, — сказала она и потом добавила. — Тебя не заметили?

Он задумчиво облизал губы.

— Не знаю… может быть. Что ты хочешь сделать?

— Лучше переодевайся; если что-то понадобится, позовешь меня.