Тем не менее окружному прокурору удалось весьма убедительно изложить дело против Лоретт Спанье. Насколько известно, она последней находилась наедине с Глори Гилд перед смертью певицы. Ее показания относительно времени ухода из квартиры Гилд, возвращения домой пешком через Центральный парк и прибытия в свою квартиру ничем не подтверждались. Револьвер 38-го калибра, ставший орудием убийства Глори, был найден в квартире обвиняемой в ее шляпной картонке. Она являлась главной наследницей огромного состояния жертвы. Наконец, прокурор добавил, что она брошена жертвой в раннем детстве на произвол судьбы, намекая, что мотивом могла быть не только корысть, но и ненависть.

Присяжные выглядели достаточно впечатленными. Они упорно избегали смотреть на детское личико подсудимой.

Единственным свидетелем защиты был Маггер. Он совсем не походил на того оборванца, каким его в прошлый раз видели друзья Лоретт. На нем были аккуратно выглаженный костюм, чистая белая рубашка, темный галстук и начищенные до блеска ботинки; он был гладко выбрит и абсолютно трезв, напоминая работягу-водопроводчика, приодевшегося перед походом в церковь.

— Херман наверняка заявит, что это мы его принарядили, — шепнул адвокат Эллери. — Но присяжных будет нелегко заставить забыть, как прилично выглядит этот парень. Лично я думаю, что Херману придется потрудиться. Более того, он это знает. Посмотрите на его нос.

Ноздри окружного прокурора раздувались и втягивались, словно ища дурной запах, который они, несмотря на весь свой опыт, не могли учуять.

Выяснилось, что настоящее имя Маггера — Кертис Перри Хэтауэй. Фрэнкелл быстро вытянул из него сведения о том, почему его «иногда» называют Маггером. («Зачем вы об этом спросили?» — осведомился позже Эллери. «Потому что, — ответил адвокат, — если бы я этого не сделал, то его спросил бы об этом Херман. Я просто вырвал у него жало».)

— Каким образом вы получили это прозвище, мистер Хэтауэй?

— В детстве я сломал нос, играя в бейсбол, — ответил Маггер. — Это обезобразило мою физиономию, а я к тому же привык строить рожи, так как стыдился этого. Вот меня и прозвали Маггером.

— О господи! — пробормотал Гарри Берк.

— Вы находитесь под присягой как свидетель защиты, я бы сказал — самый важный свидетель, — продолжал Юрай Фрэнкелл. — Поэтому нам нужно быть твердо уверенными, что судья и присяжные понимают, кто вы и какое отношение имеете к делу, дабы позднее никто не мог заявить, будто мы пытались что-то скрыть…

— Он имеет в виду меня! — всполошился окружной прокурор. — Я возражаю против такой формулировки!

— Мистер Фрэнкелл, у вас имеются еще вопросы к этому свидетелю?

— Очень много, ваша честь.

— Тогда задавайте их.

— Мистер Хэтауэй, вы только что объяснили нам, каким образом получили прозвище Маггер. Есть для этого какая-либо иная причина?

— Для чего?

— Для того, чтобы вас так называли.

— Нет, сэр, — ответил Маггер.

— Мистер Хэтауэй… — снова начал Фрэнкелл.

— Подсказка свидетелю! — перебил окружной прокурор.

— Не вижу, в чем произнесение имени свидетеля может быть подсказкой, — отозвался судья. — Продолжайте, мистер Фрэнкелл.

— Мистер Хэтауэй, на вас есть досье в полиции?

Маггер выглядел обескураженным.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Не важно почему. Отвечайте.

— Меня несколько раз арестовывали.