Но деньги можно использовать только на лечение. Снять сам ты не можешь ни рубля.
— Только на лечение, — разочарованно протянул Вадим. — Такая сумасшедшая капуста — на всякую ерунду! Лучше бы дали наличными.
— Наличными нельзя, — заявила я назидательным тоном, будто все еще беседовала с Олежкой. — Возможно, тебе придется лечиться несколько лет. И этот полис — твоя гарантия.
— Никуда не поеду! — решительно заявил Вад и сунул Орасову бумагу в ящик буфета. — Тратить лучшие годы на лежание в больнице? Другого дурака поищите! Я и так счастливее многих, рукастых и ногастых!
Я смотрела на него и глупо хлопала глазами. Мне казалось, что человек в его положении готов отдать полжизни за этот счет.
— И как же ты будешь?..
— А как я раньше жил? Разве плохо? Нормально. И еще лучше буду. Давай лучше займемся более приятными вещами.
И он потянулся обнять своими короткими ручонками. Я отшатнулась.
— Ты что, не хочешь? А зачем ты тогда пришла? — раздраженно выкрикнул Вад. — Только затем, чтобы притащить дурацкую бумажку?
Господи, я ведь для него старалась. Он что, не понимает?
— За «дурацкую бумажку» мне пришлось долго кланяться Орасу, — выдавила я, почти оправдываясь.
— Где кланяться? В постели?
Ну вот — он уже считает меня за шлюху. Ему дала — значит, и любому другому могу дать. Ничего не скажешь — логично.
— Мне лучше уйти, — я шагнула к двери.
— А я тебя не отпущу, — хихикнул Вад.
— Ты?! — я рассмеялась.
Нехороший получился смех. Презрительный. Конечно, я не должна была так смеяться. Вад дернулся как ужаленный.
— Ах вот как! Думаешь, я не смогу тебя удержать? Не смогу, потому что я такой, да? — выкрикнул он и в уголках его губ появились комочки густой белой пены.
— Извини, ничего такого…
Он вдруг вцепился, как бульдог, в ветровку и рванул ее изо всей силы. В кино насильник обычно так эффектно рвет кофточку на груди. Но тут вышло по-другому — толстая ткань выдержала, не лопнула, но от рывка меня швырнуло вперед и, чтобы устоять на ногах, я сделала замысловатый прыжок, а руки сами собой вцепились Ваду в волосы. Страха не было — ярость так и шипела во мне, и рвалась наружу. Я ухватила Вада двумя руками за волосы, оторвала от пола и отшвырнула от себя. Показалось, что швыряю паука — так смешно он махал своими ручонками и ножками, корчась в углу, под свалившейся сверху макушкой буфета.
В следующую секунду я вылетела на улицу и помчалась пулей.
— Дрянь! Дрянь! Дрянь! — выкрикивала я так громко, что прохожие оборачивались.
Но мне было наплевать.
14
Дом пропитался насквозь дымом и сыростью, нежилой мертвящий запах проник в вещи, и даже на кухне, воле электроплитки, меня бил озноб. Пашка наскоро залепил окна кладбищенскими решетками, и теперь ночной летний ветерок гулял по обугленной гостиной. Пашка требовал, чтобы я подала на Кентиса в суд. Как будто это что-то могло изменить! Ясно, что все мои усилия бесполезны, коли Лига заявила на меня свои права. Видимо, моя беспросветная глупость очень им приглянулась.
На этот раз они связались со мной по телефону. Знакомый визгливый женский голос торопливо затараторил в трубку:
— Твое поведение недопустимо. Устав Лиги…
Надо же, они перешли со мной на ты — так хозяева разговаривают со своими рабами.
— А в чем, собственно, дело?
— Ты жестоко избила Вадима Суханова. |