– Заткнитесь там все. Послушать дайте, что говорят.

Властный баритон Василия Обуха заглушил шорох на другом конце стола. Даже Иван обратил на него свой взгляд и незамедлительно сел на место.

Пафнутий продолжил:

– Так вот, говорю я вам это не для того, чтобы вы рты свои поганые раскрывали. Это Обух правильно сказал. А говорю я это для того, чтобы вы в толк взяли. Москва – это вам не Ростов. Это жила золотая. Прииски по сравнению с нашей Боготяновкой. Ясно? Если ихних сухаревских да хитрованских к рукам прибрать, так за это каждый из нас себе дорожки в домах платиной устлать сможет. И бриллиантами расшить.

Большая часть присутствующих за столом побросали ложки и с открытыми ртами внимали своему пахану.

Даже Иван, забыв про своего обидчика-соседа, слушал, не спуская с Бесшабашного внимательного взгляда.

– Вот так-то. Ну а что с бабами сладить – не подковы гнуть. Это и так понятно. Вам моя мысль ясна? – Пафнутий обвел глазами своих подопечных.

– Да неужто хочешь и московских к руками прибрать? – Митька, забыв про пироги с капустой и обжаренную в жиру свиную ножку, с открытым ртом уставился на Бесшабашного.

– А почему бы и нет? – Пафнутий зачерпнул ложкой соленой капусты с сахаром и вывалил ее рядом с рыбой в свою тарелку. – Там из авторитетных воров Кеша Крестовый да Павел Змей остались. Да и те уже небось на отдых отправились. Деньжат-то понажили. Хватит. Надо и честь знать. А коли не успокоились они, так этому делу помочь можно. Слава богу, сил у нас достаточно.

– А то! – Митька, заметно воодушевившийся после того, как Пафнутий озвучил свое «дело», вскочил со стула. – Да мы с Иваном одни чего стоим…

– Сядь. – Пафнутий встал и одним движением руки припечатал Черного обратно к стулу. – Вот тебе-то теперь в столице делать нечего. После того, как ты барыгу кончил. Не скрою, хотел я тебя вместе с Обухом на это дело снарядить, но теперь не буду.

– Почему? – вскипятился Митька.

– Потому что тебя городовые на вокзале уже скрутят и по этапу прямо с поезда и пустят. – Бесшабашный опрокинул в рот остатки настойки и закусил хрустящим огурчиком. – Обух