Через город то и дело проезжали путники; кто-то из них отправлялся дальше, а кто-то и оставался. В большинстве своем здесь оседали темные личности, кто похуже, но иной раз оставались и честные ковбои, пытавшиеся найти работу на немногочисленных ранчо, разбросанных в окрестностях городка. Причем кого-нибудь из них потом непременно находили мертвым на дороге: а иногда такое случалось и в самом городе. Правда, в городе гораздо чаще убивали на честных поединках.

Со временем город наводнили бродяги, умевшие замечательно управляться с оружием. Едва лишь кто-нибудь из таких людей здесь появлялся, как его тут же относили к одной из трех групп: в первую группу входили те немногие, кто мог быть полезен Спарру; ко второй — аферисты и прочая шушера; а третью группу составляли стражи закона и блюстители порядка.

Но даже у Марка Коннора не сложилось определенное мнение о Хопалонге Кэссиди.

Этот Так, как Хопалонг себя называл, безусловно мог быть отнесен либо к первой, либо к последней группе. По всему было видно, что скандалов он не любил, хотя вроде бы — не робкого десятка, что уже само по себе несколько настораживало.

Тем солнечным днем, когда Хопалонг впервые вошел в салун «Старый загон», на нем была выгоревшая на солнце красная рубашка и старые джинсы. Загорелое лицо его ничего особенного не выражало, а взгляд голубых глаз был холоден и непроницаем.

Марк выжидал, на его бледном, словно окаменевшем лице тоже ничего нельзя было прочесть. Но незнакомец так ему и не открылся.

— Остаешься? — спросил наконец Марк.

— Может, и останусь. А как у вас насчет жратвы?

— Лучше нигде не найдешь. — Марк Коннор любил поесть, поэтому и позволил себе проявить инициативу. — У нас тут даже и повар своей.

— Ну раз так, я, пожалуй, задержусь здесь на некоторое время.

— А ты работу, что ли, ищешь?

— Возможно. Хотя я и сам пока точно не знаю. — Хопалонг обвел салун внимательным взглядом. Потом посмотрел на Марка. — Тебя зовут Марк?

— Ага.

— А я Так. Мне один парень в Клифтоне рассказывал о тебе. Гофф его зовут.

На сей раз Марк соизволил кивнуть. Уж если за этого человека ручается сам Гофф, то все в порядке, потому что Гофф всегда был осторожен. В том, чтобы не совершать ошибок и не допускать промахов, всегда есть определенный смысл, особенно если работаешь на Авери Спарра.

— А ты его давно знаешь? — спросил Марк.

— Да я его, можно сказать, вообще не знаю. Мы просто словечком перекинулись...

Дверь открылась — в салун кто-то вошел. В зеркале у стенки бара появилось отражение Джонни Ребба. Он не спеша направлялся к стойке.

— Привет, — кивнул он Кэссиди, затем обратился к бармену: — Мне водки.

Хопалонг взглянул на Марка.

— А я бы с удовольствием съел чего-нибудь.

Марк указал рукой, в которой он все еще держал полотенце, в противоположный угол комнаты:

— Видишь ту дверь? Иди туда. Сегодня подают бифштекс с бобами. Таких бобов ты в жизни не пробовал.

— С дымком?

— А как же. — На лице Марка появилось некое подобие улыбки.

— Держу пари, что иначе их у нас и не готовят.

Кэссиди отошел от стойки и прошел в широкие двери. Он оказался в помещении, которое вполне могло сойти за столовую. Там стояли две пузатые плиты, обе докрасна раскаленные. Но день уже клонился к вечеру, да и воздух в горах очень быстро охлаждался, так что в помещении было совсем не жарко.

В столовой стояла дюжина столов, но только один из них был занят. За этим столом сидел мужчина в костюме-тройке серого твида; его голубино-серый жилет пересекала массивная золотая цепь.