|
Внезапное повышение космического излучения после взрыва близкой к Солнечной системе сверхновой звезды, что повлекло за собой резкое увеличение смертельных мутаций в наследственности новорожденных животных. Повышение радиоактивности, к воздействию которой динозавры оказались весьма чувствительны. Изменение климата — с перемещением полюсов или без оного — отчего погибли основные растения, которыми питались травоядные ящеры, исчезновение которых обрекло на голодную смерть их хищных собратьев, и т. д. Конфликт человечества с созданной им средой не бросается в глаза и все же имеет место быть. Технический прогресс обогнал нравственное взросление человечества, и оно явно не успевает приспособиться к созданному им миру. Тридцать с лишним миллионов людей, погибших во Второй мировой войне, атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, — хрестоматийные тому примеры. Участившиеся в нашем веке террористические акты — свидетельство того, что противоречий в человеческом сообществе не становится меньше, и разрешать их пытаются прежними способами. Технические возможности человекоубийства совершенствуются, а мы не делаемся сострадательней и милосерднее.
Стивен Хокинг — всемирно известный физик, занимающий несмотря на неизлечимую болезнь пост профессора кафедры прикладной математики и теоретической физики Кембриджского университета — некогда его, между прочим, занимал Исаак Ньютон, — незадолго до появления черных пирамид писал о возрастающей угрозе биотерроризма. По мнению Хокинга, биотерроризм еще более опасен, чем ядерное оружие, поскольку может поставить под угрозу гибели все человечество. Ибо для изготовления ядерного оружия необходимы крупные промышленные объекты, а работы по генной инженерии можно проводить в маленькой лаборатории. Проконтролировать, что происходит в таких лабораториях, невозможно, а сотворить вирус, способный уничтожить все население Земли, — вполне в человеческих силах… Берестов налил себе стопку, закусил селедочкой и уставился вдаль. «Посмотреть, что писал Хокинг перед сошествием пирамид», — сделал я заметку в памяти и, дабы расшевелить Вениамина Петровича, спросил: — Стало быть, по-вашему, мы обречены? И создатели черных пирамид не будут нас спасать? — Ради чего? — изумился профессор и пробормотал, отвечая не мне, а собственным мыслям: — Ради архитектуры, скульптуры, живописи, литературы или музыки? Но они представляют ценность только для тех, кто имеет такие же, как у нас, органы чувств… А знаешь, — снова переходя на «ты», сказал, вспоминая обо мне, Вениамин Петрович, — почему египетские жрецы так тщательно хранили свои тайны? Или, если угодно, тайны, доставшиеся им от уцелевших атлантов? Да потому, что знали, к чему может привести развитие техники без соответствующего развития душевных качеств. Но призывы мудрецов к самосовершенствованию пропали втуне, и, боюсь, даже прилет черных пирамид не направит нас на путь истинный. Сдается мне, мы идем дорогой атлантов и кончим так же, как они. Вот ты, думаешь, напишешь об этом статью, перечислив в ней все мои заслуги и регалии, и ее напечатают? Шиш тебе, братец! Думаешь, я один такой умный? Один, сидя на своей кухне, смекнул, что к чему? — Почему же не напечатают? Цензуры у нас, слава богу, нет… — попытался я утешить профессора. Но не тут-то было! — Главной цензурой теперь стало желание публики, которой любой редактор старается угодить. А она, глядя в зеркало, предпочитает, чтобы оно было кривым, ибо не желает видеть правды. Уж больно правда-то неприглядна. Ведь посмотри ты «с холодным вниманьем вокруг», и окажется, что грыземся мы, а то и смертным боем бьемся со своими ближними: за рубли, доллары, дутый престиж, квадратные метры, нефтескважины, зоны влияния, крупицы призрачной власти — и нет нам дела до остальной вселенной, мироздания, Бога. |
