Определения плохой-хороший путь развития, оценки нравится — не нравится для Совета просто не существуют. Давая санкции на уничтожение умирающих цивилизаций, он, в конечном счете, оказывается нравственен. Ведь очищая лес от гнилых деревьев, он тем самым позволяет расти и развиваться живым. Вне зависимости от того, сладкий или горький плод принесут они в положенный срок.
— Выходит, наша цивилизация — гнилое дерево? И фишфроги намерены ее уничтожить?
— Нет. Не знаю… У них много целей, и они… как бы это сказать… Не сиюминутные. Это стратегическое вторжение. Что-то вроде воспитательной миссии, призванной изменить ход развития человечества. Им не нужны рабы, человечье мясо на завтрак, полезные ископаемые, водные и прочие ресурсы.
— Господи, мало нам своих воспитателей! — в ужасе воскликнул я и, обнаружив вопиющее несоответствие в Яниных словах, спросил: — Но ведь только что ты говорила об уничтожении человеческого рода! К тому же проведение столь масштабной акции в воспитательных целях — не слишком ли дорогое удовольствие?
— Не знаю! Ничегошеньки я наверняка не знаю! — в отчаянии сказала Яна, скривив губы, словно готовящийся зарыдать ребенок. — Я же говорю: увидеть — это одно, а интерпретировать виденное — совсем другое!
— Горазда ты загадки загадывать! — пробормотал я, подумав, что от таких обрывочных знаний не слишком-то много проку.
— Эй, соколы и соколицы! Идите-ка сюда! — окликнул нас Валя. — Тут какой-то профессор Берестов любопытные вещи загибает!
Когда мы вошли в спальню, по радио гнали блок реклам, которую не вытравило из эфира даже вторжение акваноидов. После того, как нам было рассказано, где в Первопрестольной следует покупать одежду, которая будет модной этим летом, и сообщены прочие, столь же полезные сведения, интервью с профессором Берестовым возобновилось.
«— Итак, Вениамин Петрович, вы полагаете, фишфроги не собираются порабощать человечество или уничтожать его, чтобы завладеть нашей планетой? — задала наводящий вопрос ведущая программы.
— Информация, поступающая из разных стран, свидетельствует, казалось бы, об обратном, — голос у профессора был мощный, таким в самую пору парадом командовать. — Однако, заметьте, они не вступают в переговоры и напали на крупные города, расположенные в разных частях света. Нежелание вступать с нами в переговоры наводит на размышления, а непозволительное распыление войск указывает, в каком направлении надобно размышлять. Проще всего было бы поработить человечество, используя римский девиз: «Divide et іmpera» — «Разделяй и властвуй». Тем паче нас и разделять-то не надо, мы и так разобщены — дальше некуда. Каждая страна, преследуя свои интересы в международной политике, охотно вступила бы в сепаратные переговоры с пришельцами. Ничуть не удивлюсь, если попытки завязать такие переговоры были предприняты и провалились. Но если даже оставить политику в стороне — чего делать ни в коем случае не следует! — очевидно, что нанеси фишфроги удар всеми своими силами по Японии, США, или, скажем, Индии, каждая из этих стран была бы завоевана в считаные дни. И, сдается мне, правительства других стран не торопились бы оказать помощь подвергшемуся нападению соседу. Скорее напротив, измысливали бы самые несуразные предлоги, дабы не выполнить свои официальные обязательства и человеческий долг перед жертвой вторжения.
— Профессор, вы явно сгущаете краски! Что касается нашей страны… — в голосе ведущей послышались нотки скрытой угрозы.
— Ничуть не сгущаю, — прервал ее Берестов, чуть повысив голос. — Но дело не в этом. Фишфроги не пошли на сепаратные переговоры и не напали на одну страну, которая, будучи завоевана, могла бы послужить им плацдармом для ведения дальнейших боевых действий. |