Уйти совсем Изора была не в состоянии – она просто отошла от толпы и остановилась перед фасадом стекольного завода. Девушка слишком поздно заметила стоящую неподалеку двуколку. Лицо сидящего в ней отца, казалось, окаменело от гнева. Он жестом приказал ей подойти. Ни убежать, ни спрятаться… Изора, понурившись, приблизилась к повозке.

– Почему ты здесь? Тебя ждет мадам графиня. – Глаза отца налились кровью. – Как будто без тебя неприятностей мало… Та дама, хозяйка школы, прислала телеграмму. Говорит, ты сорвалась и уехала без всякой уважительной причины.

– У меня уважительная причина, отец! – спокойно ответила Изора. – В шахте Пюи дю Сантр случилось несчастье. Я узнала об этом утром из газеты и…

– И приехала, чтобы потолкаться среди чернолицых? – сухо оборвал ее отец. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты с ними не якшалась!

Бастьен Мийе сплюнул на землю, поправил свой бархатный каскет . Блеклые карие глаза под густыми, кустистыми седеющими бровями смотрели на мир угрюмо, а на окружающих – еще и с неизменным презрением. Нос у него был крупный, над тонкими губами – черные с сединой усы, тяжелый подбородок скрывала окладистая борода, придающая лицу еще более устрашающее выражение.

Изора не стала возражать. Она привыкла отвечать на родительскую холодность той же монетой, но так, чтобы никто не смог упрекнуть ее в непочтительности или непослушании.

– Садись, отвезу тебя в шатó .

Изоре пришлось подчиниться. Она взобралась на сиденье рядом с отцом, пристроила чемодан за спинкой.

– Н но, Фантош! – прикрикнул фермер на свою кобылку.

– Нашу лошадь убило камнем в забое, – сказала Изора отцу.

– С того дня, как я продал ее компании, она уже не наша, – буркнул тот в ответ.

Двуколка сорвалась с места. Подгоняемая ударами, лошадка сразу пошла рысью. Бастьен Мийе направил ее вниз по улице, ведущей к мэрии, потом – в квартал Ба де Суа. Когда же они, наконец, выехали на проселочную дорогу, он пустил лошадь галопом.

– Будь полюбезнее с госпожой графиней. Она ждет от тебя объяснений и извинений. Что я об этом думаю, узнáешь вечером, в присутствии матери.

– Хорошо, отец.

Ее синие глаза затуманились душевной болью, не отпускавшей ни на мгновение. Обитые сталью колеса двуколки со скрипом подскакивали на неровной дороге, и, занятая своими мыслями, Изора покачивалась в такт. Она отказывалась принять правду, пыталась вытравить из памяти мучительные моменты, которые только что пережила на площади шахтерского поселка. «Тома не может жениться на Йоланте! – вертелась в голове назойливая мысль. – Но ведь о свадьбе уже объявлено! Через несколько дней она станет для всех мадам Маро, Онорина начнет называть ее „моя невестка“, а Гюстав будет утром и вечером целовать в лоб, как собственную дочку. Но ведь это я должна была войти в их дом, мне было уготовано место у алтаря в церкви!»

Она украдкой посмотрела на профиль отца и, окончательно отчаявшись, понурила голову. Бастьен Мийе никогда бы не дал своего согласия. «Даже если бы Тома выбрал меня, мои родители не позволили бы нам пожениться!» Изора едва не задохнулась от возмущения и бессильной ярости. У нее вдруг разом заболело все тело. Захотелось закричать, соскочить на землю.

– Отец, я плохо себя чувствую.