Наверное, я мог бы оставить кого-нибудь в живых, но долгое сидение в колонии, чересчур большое нервное напряжение и, наконец, закон ликвидаторов: живой свидетель – твоя могила – сделали свое.

Может, мне и повезло: эти придурки не сочли нужным приготовить еще пару стволов, решив, что первый, наверное наиболее опытный, разберется с полусонными "клиентами" без посторонней помощи.

А когда они до этого додумались, то было поздно – самый шустрый из них, успевший даже снять пистолет с предохранителя, так и не успел понять, каким образом его австрийский "глок" влез ему в рот по самую рукоятку, по дороге покрошив все зубы…

Муха был бледный до синевы, как покойник. Он испугался до икотки. А когда увидел гору трупов в проходе, то едва не шмякнулся в обморок. И вовсе не потому, что испугался вида крови. Похоже, он признал кого-то из жмуриков.

И это поразило его как удар молнии.

– Уходить… ик! Нужно уходить… ик! – Он дрожащей рукой тянул меня к выходу. – Стоп-кран… – Сначала давай оденемся и соберем вещички…

Я торопливо обшаривал карманы бандитов, мысленно молясь, чтобы никто из пассажиров не вздумал выйти в коридор.Однако было уже четыре часа утра, и крепкий предутренний сон сморил даже проводницу, толстую унылую клушу сорока лет.

– Спрячем их в купе! – принял я решение. – Помоги! Быстро!

Помощи от Мухи было как от козла молока – он никак не мог прийти в себя. Я сам затащил всех в нашу комфортабельную клетушку и рассовал по диванам. Картина получилась впечатляющая…

Срывать стоп-кран я не стал: похоже, нашу разборку никто не заметил и не услышал, а значит, трупы обнаружат не скоро. И оставлять след за собой в виде вынужденной остановки состава было бы безумием и вопиющим непрофессионализмом.

Но если даже кто-то из пассажиров и заподозрил недоброе, то я сильно сомневался, что у него хватит смелости выползти до ближайшей станции из своей конуры, чтобы исполнить гражданский долг – поорать всласть и поднять на ноги соответствующие органы. Патриотизм моих соотечественников обычно дальше собственной кухни не распространяется.

Мы проехали еще с полчаса, пока поезд не пошел на подъем, снизив скорость. Прыжок в темноту получился удачным, и мы поторопились к шоссейке, которая угадывалась по редким движущимся светлячкам фар грузовиков.

Конечно, в себе я не сомневался: в свое время эти подлые ночные поскакушки, да еще и на полном ходу, немало попортили мне крови и насажали синяков и ссадин. Но теперь я мог собой гордиться – я приземлился, как кот, мягко и четко.

Но Муха мог запросто свернуть себе шею, и операция закончилась бы, едва начавшись. Поэтому я выпрыгнул вторым, а пахану так долго и придирчиво выбирал место высадки, что сам едва не сиганул по запарке в глубокий яр, откуда меня могли вычерпать лишь ковшом экскаватора…

Рассвет застал нас в кузове крытого "КамАЗа". Водила, добродушный увалень с мягкой русой бородкой, конечно, не мог отказать геологам, но в кабине ехала его семья, жена и двое детей, и мы, бодро подтвердив свою неприхотливость, забрались на какие-то железки, едва прикрытые старым ватником и промасленной ветошью.

Ничего, пусть жестко спать, зато есть надежда проснуться живыми…

Водитель, милостиво сделав крюк, высадил нас возле автовокзала. Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что мне выпало дать деру из тюряги на Севере.

Только здесь шоферы подбирают попутчиков без особой опаски и не требуют платы за проезд. В центральных районах нам пришлось бы шпарить по проселкам до посинения, и никто на нас даже не плюнул бы, не говоря уже о том, чтобы подбросить до ближайшего города.