Иметь в своем распоряжении целый дом после стесненных условий проживания на постоялом дворе было просто замечательно, и все же Лили не хватало милого личика Уны и дружеской атмосферы гостиницы.

– О нет, миледи, – возразила Уна, когда Лили поинтересовалась, не хочет ли она отправиться с ней. – Мое общение с вами и лордом Радолфом здесь было похоже на сон, который я никогда не забуду, но мне пора просыпаться. У меня есть парень, который все последние недели стеснялся ко мне наведываться. Теперь, когда вы уедете, он снова начнет к нам заглядывать. – Уна улыбнулась счастливой улыбкой. – Спасибо за приглашение, но мое место здесь, где я буду печь лучшие пироги в Йорке.

Зато Элис по-прежнему продолжала навещать подругу. Она упросила знакомых предоставить в их распоряжение несколько портних, и гардероб Лили рос не по дням, а по часам. К королевскому двору Лили пожаловала в наряде из темно-синей шерсти и водянисто-зеленого шелка, что чуть не лишило Вильгельма дара речи. Супруга Меча Короля и так уже сверкала в лучах его славы, но теперь она по праву начала приобретать собственную.

Разумеется, Лили не забыла свое обещание и обратилась к мужу с просьбой благословить брак Элис с Жервуа. Поначалу Радолф отказал, все еще сердясь на Элис за то, что та помогла Лили отправиться следить за ним, но Лили не сдавалась, и в конце концов ему пришлось пообещать, что он поразмыслит на эту тему.

– А может, Жервуа сам не желает венчаться с этой леди? – насмешливо поинтересовался он.

– Отчего же тогда он все время смотрит на нее влюбленными глазами? – парировала Лили. – Кажется, он так и хочет наброситься и проглотить!

Радолф хмыкнул:

– А как Элис смотрит на него?

– Как будто хочет, чтобы ее проглотили, – засмеялась Лили, забавляясь ничуть не меньше Радолфа. – Но ваш капитан слишком гордый, чтобы просить милости у своего господина.

– Жервуа молод, ему еще многому предстоит научиться.

– Так ты согласен поспособствовать их браку?

– Согласен подумать на эту тему.

Плечо шло на поправку медленно, хотя, глядя на то, как Радолф «повсюду носится», по выражению Элис, трудно было поверить, что он страдает от последствий травмы. Только Жервуа и Лили видели его мучения.

Перед сном Лили продолжала втирать ему в больное место лечебные бальзамы. Прикасаться к нему, скользить руками по его восхитительному телу доставляло ей огромное удовольствие. Порой она нарочно растягивала процедуру, лишь бы еще немного его погладить. Когда она заканчивала, наступал черед Радолфа любоваться женой. Он с восхищением смотрел, как она раздевается, расчесывает и заплетает в косу волосы или спешит к нему в постель в ореоле завесы из серебристого шелка.

Обычно к этому моменту Радолф уже находился в состоянии боевой готовности. Его руки обнимали ее твердые груди или сокровенное место между ног и дразнили ее до тех пор, пока в изнеможении она не начинала умолять его вогнать в глубину своего лона твердую бархатистую плоть, чтобы вместе взметнуться на пике наслаждения.

Чудо соития, похоже, все еще обладало для них сокрушающей силой.

О ребенке Лили никому не говорила; хотя это теперь не подлежало сомнению, молчание позволяло ей вести прежнюю жизнь. Как только Радолф узнает ее секрет, все сразу усложнится. Лили предполагала, что он немедленно отправит ее на юг, в Кревич, где слуги будут ее всячески опекать и обихаживать, как породистую кобылицу. Может, он даже перестанет заниматься с ней любовью из страха причинить вред ребенку.

Нет, определенно не стоит спешить делиться с ним новостью. Чем дольше она сумеет сохранить ее в тайне, тем больше времени они пробудут вместе.