Письмо от 5 октября, возможно, и не было последним. Но в любом случае к этому времени все уже было кончено. Поняв, что он не приедет, Татьяна перестала ему писать. «Детка, ПИШИ, ПИШИ И ПИШИ, — умолял ее Маяковский в этом, будто бы последнем, письме. — Я ведь все равно не поверю, что ты на меня наплюнула».

И все же буквально через несколько дней ему пришлось в это поверить. 11 октября, как явствует из воспоминаний Лили, основанных на дневнике, который она вела, с вечерней почтой пришло письмо от Эльзы перед тем, когда Маяковский собирался на вокзал, чтобы выехать в Ленинград. Письма из Парижа тогда шли меньше недели, значит, оно было написано как раз в тот день (или на следующий), когда Маяковский убеждал Татьяну, что не верит в перемену ее отношения к себе.

Лиля стала читать письмо Эльзы вслух — в присутствии нескольких человек, которые собрались за столом. Вот отрывок из воспоминаний Лили об этом роковом эпизоде: «Эльза писала, что Т. Яковлева, с которой Володя познакомился в Париже и в которую был еще по инерции влюблен <это «по инерции» красноречиво говорит о том, как не хотелось Лиле смириться со столь нежеланной для нее реальностью - выходит замуж за какого-то, кажется, виконта, что венчается с ним в церкви, в белом платье, с флердоранжем, чти она вне себя от беспокойства, как бы Володя не узнал об этом и не учинил скандала, который может ей повредить и даже расстроить брак. В конце письма Эльза просит по всему по этому ничего не говорить Володе. Но письмо уже прочитано. Володя помрачнел. Встал и сказал: что ж, я пойду».

Сцена эта, так старательно воспроизведенная Лилей, отличается поистине нарочитой театральностью. Она поражает отнюдь не спонтанностью, а толково продуманным замыслом, реализованным талантливым режиссером. И то, что Лиля все читает и читает вслух это письмо в присутствии Маяковского, отлично сознавая, что режет ножом по его сердцу; и то, что просьба «ничего Володе не говорить» заботливо перенесена в самый конец письма; и то, что оно содержит такие подробности (флердоранж, белое платье и прочее), которые совершенно безынтересны для Лили, но зато должны особенно уязвить Маяковского; и то, что оглашению текста, сильно смахивающего на сплетню, внимают пусть и завсегдатаи дома, но все-таки посторонние люди (публичная декламация какого-либо другого письма Эльзы ни в мемуарах, ни в дневнике Лили не зафиксирована), — все говорит за то, что мизансцена тщательно отработана и преследует вполне определенную цель.

К тому же до свадьбы было еще очень далеко (она состоялась 23 декабря 1929 года). В октябре, по свидетельству Татьяны, виконт де Плесси лишь начал ухаживать за нею, добиваясь согласия на брак, а Эльза, как утверждала впоследствии Татьяна, УЖЕ поспешила заверить ее, что Маяковскому НЕ ДАЛИ визы на выезд... На самом деле, как сказано выше, никто в поездке ему не отказывал за отсутствием самой просьбы о ней. Так кто же тогда и зачем снабдил Эльзу нарочито ложной информацией и попросил ее донести до Татьяны? По логике вещей ответ кажется очевидным, но за отсутствием бесспорных доказательств предпочтительней, чтобы каждый дал его самому себе.

Ситуация, однако, была еще более запутанной, чем кажется на первый взгляд. Снова придется напомнить важнейшие даты. 5 октября Маяковский пишет Татьяне о каких-то загадочных «грустностях», которые делают его «еще молчаливее».